Император Наполеон

Все это будет. А пока, к вечеру 26 февраля, толпы народа заполнили улицы Портоферрайо. Люди шли и шли к гавани с возгласами «Да здравствует император!», чтобы проводить Наполеона и пожелать ему счастливого пути. На площади перед Морскими воротами Наполеон вышел из кареты, остановился перед скопившейся здесь массой островитян, которые без устали, надрывно приветствовали его, властным жестом руки заставил их смолкнуть и обратился к ним с прощальным словом: «Эльбийцы! Я хвалю вас за ваше поведение. В то время, когда поливали меня грязью, повергая сердце мое в печаль, вы проявили ко мне любовь и преданность. За это я благодарен вам и всегда буду хранить о вас самые добрые воспоминания. Прощайте! Я вас очень люблю!»[1512] С этими словами император поднялся на борт брига. Тут же «люди на борту судна затянули “Марсельезу”, которую затем подхватили горожане, столпившиеся на пристани»[1513].

Вскоре после 19 часов, когда уже стемнело, в тот воскресный день 26 февраля 1815 г. флотилия «императора и суверена» Эльбы при попутном ветре отплыла на север. Путь ей освещала своевременно округлившаяся на небосводе полная луна. Могло показаться, что у императора и его миниатюрной армии впереди спокойный и безопасный, как небо в полнолуние, воистину светлый путъ. Но так ли казалось тогда Наполеону? Нет, он знал, что ему и его людям грозит смертельная опасность: что-то он предусмотрел и уже миновал, а на что-то рассчитывал или просто надеялся избежать.

Главная опасность заключалась, конечно, в той бдительной слежке, которую вел за Наполеоном и его окружением английский комиссар сэр Кемпбелл. Но 17 февраля комиссар уехал во Флоренцию - по одной версии, «показаться врачу, поскольку обнаружил у себя признаки начинающейся глухоты»[1514], а по другой - на рандеву «к своей возлюбленной графине»[1515]. Во всяком случае, он уведомил Наполеона, что вернется на Эльбу 28 февраля, и Наполеон решил воспользоваться его отсутствием для побега, что он и сделал.

Беглецам грозила и другая опасность: вокруг Эльбы для наблюдения за островом денно и нощно кружили английские и французские королевские военные фрегаты. Зная об этом, Наполеон держал в уме наготове двойной вариант: проскочить, незаметно или обманом, мимо неприятельских судов (как это ему удавалось перед началом и в конце Египетской экспедиции), а в крайнем случае - атаковать фрегаты Бурбонов. «По правде сказать, - вспоминал полковник Жермановский, - мы полагали, что они охотнее присоединятся к флотилии императора, чем станут сражаться против него; но какой-нибудь офицер - роялист, мало - мальски решительный, мог повелеть дать залп из орудий и увлечь за собой экипаж»[1516]. К счастью для флотилии, Наполеон сумел направить ход событий по первому из двух его вариантов. Вот как это было.

На следующий день, примерно в 16 часов, Наполеон увидел в подзорную трубу, что издалека навстречу его флотилии идут три военных корабля, два из которых вскоре повернули влево и вправо, а третий , бриг под названием «Зефир», направился прямо к «Непостоянному». Наполеон приказал своим гренадерам снять их знаменитые (очень высокие) медвежьи шапки и лечь плашмя на палубу. Далее цитирую воспоминания П. Жермановского в переводе Стендаля: «Император намеревался взять бриг на абордаж. Но это было крайним средством, к которому он решил прибегнуть только в том случае, если королевское судно не согласится пропустить “Inconstanstаnst” («Непостоянный». - Н. Т.) без осмотра. “Zephir” под белым флагом на всех парусах несся к “Inconstanst”. Когда лейтенант Тальяд с “Inconstanst” приветственно окликнул капитана “Zephir” Андрие, с которым он был в приятельских отношениях, тот, ответив на приветствие, только спросил, куда направляется “Inconstanst”. “В Геную”, - ответил Тальяд и прибавил, что с удовольствием исполнит поручения Андрие, если таковые у него имеются. Андрие сказал, что ему в Генуе ничего не нужно, и напоследок прокричал в рупор: “Как себя чувствует император?” Наполеон сам ответил: “Превосходно!” - и корабли разошлись»[1517].