Едва сдерживая слезы, смотрела царевна на угасающую жизнь императора-отрока, стоя в нескольких шагах от его кровати, чтобы не заразиться.
– Лиза, отойди еще дальше, дальше отойди от меня, заразишься! – слабым голосом произнес Петр II.
– Я не боюсь, государь! Чему быть, того не миновать!
– Нет, Лиза, тебе надо беречься. Ведь ты молода, хороша! Помнишь, Лиза, я хотел на тебе жениться?
– Помню, государь!
– И женился бы, да ты, Лиза, не захотела. И как хорошо было бы нам обоим, да и всем!.. Случилась бы вот такая болезнь, как теперь, и я был бы спокоен. Ты походила бы за мною, Бог дал бы, и я поправился бы, а нет – так меня на троне заместила бы!.. Да вот не захотела ты тогда! А только думаю, что, и не будучи венчана со мной, ты все же после меня престол получить могла бы. Ведь ты – самая близкая мне по дедушке. Вот возьму, да и назначу тебя моей наследницей.
– Нет, Петруша, не надо. Зачем? Выздоровеешь ты, и у тебя будет свой наследник.
– Лиза, зачем ты смеешься надо мною?
– Бог с тобой, Петруша, я и не думаю смеяться. Да и смею ли я?
– Нет, Лиза, мне не поправиться, я скоро умру! А знаешь ли, что выдумали Долгоруковы? Ведь они захотели обвенчать меня с княжной Екатериной. Я едва могу говорить, едва могу приподнять голову, а они меня венчать затеяли! И обвенчали бы, да спасибо, Андрей Иванович вступился. И знаешь, для чего они думали сделать это? Для того, чтобы княжну Екатерину объявить после меня царицей. Ну, да я хоть и больной, а замысел их понял. Ах, как мне надоели Долгоруковы, а в особенности князь Алексей Григорьевич и его дочь! – со вздохом вырвалось у государя. – Впрочем, княжна Екатерина боится ходить ко мне. И хорошо это, я очень рад, – по крайней мере, хоть последние часы своей жизни я проведу в покое. Одно мне тяжело, Лиза, что я с тобою больше уже едва ли увижусь на этом свете!
– Петруша, государь, зачем так говоришь, зачем? – не удерживая более своих слез, промолвила Елизавета Петровна.
– Слезы, Лиза? Зачем? Тяжело мне от твоих слез становится, еще тяжелее!.. Не надо слез, Лиза, не надо!
– Я не буду плакать, Петруша, не буду… Я уйду, а ты усни, сон подкрепит тебя.
– Нет, нет, не уходи, Лиза, побудь еще со мною!.. С тобой мне так хорошо… Только, милая, не плачь… После моей смерти ты… ты будешь… – хотел что-то сказать умирающий император-отрок, но не договорил, так как опять впал в забытье.
Цесаревна Елизавета Петровна, сдерживая рыдания, опустилась на колени перед образом и стала горячо молиться.
В то время, когда происходила эта беседа больного императора с теткой, князь Иван Алексеевич Долгоруков находился в доме Шереметевых. По своему легкомыслию он почти совсем забыл, что у него есть обрученная невеста, и по целым неделям не заглядывал к ней. Но теперь тоска потянула его к любящему сердцу. Он услыхал от придворного медика о безнадежном состоянии государя, своего друга и благодетеля; это страшно потрясло его, и, чтобы хотя немного порассеяться, он отправился к своей невесте.
Глубоко огорчало графиню Наталью Борисовну это безразличное отношение к ней жениха, однако она искренне, горячо любила его, и стоило ему посетить ее, как она забывала все свое горе и, наслаждаясь его присутствием, старалась возможно ласковее относиться к нему. Так и теперь она встретила князя приветливо и с видимой радостью и только позволила себе высказать ему легкий упрек:
– Что это, мой свет, тебя давно не видно было?.. Уж ты меня, кажется, совсем забывать изволишь!
– Прости, Наташа! Все недосуг.
– Так ли, князь? Ведь мне про тебя иное сказали.
– Что же именно?
– Что будто ты какую-то цыганку-красавицу увез и насильно ее держишь в своих лесных хоромах.
– Как! И про то тебе сказали? – с удивлением воскликнул Долгоруков. – И ты, слыша про меня такие слова, все-таки не гонишь меня от себя?
– Зачем гнать? Разве женихов гоняют? Их ласково принимают, сладко угощают и в передний угол сажают, – с милой улыбкой проговорила графиня.
– Покаюсь, Наташа, во многом я грешен, но про цыганку мои враги наврали тебе.
– Ну, так я и знала! – радостно воскликнула графиня. – Ну станешь ли ты, красавец, любимец государя, возиться с какой-то цыганкой!
– Не скрою от тебя, правда, я день или два продержал цыганку в своих лесных хоромах, но она тайком ушла оттуда. Хочешь – верь, хочешь – не верь.
– Верю, мой сердечный Иванушка, верю. Да и как же мне не верить тебе, моему будущему мужу?
– Ну, Бог знает, буду ли я еще твоим мужем?! Моя судьба может сразу измениться! Знаешь ли, милая, я только что перед отправлением к тебе говорил с придворным лекарем, и он сказал мне, что болезнь государя смертельна и не нынче завтра он должен умереть.
– Бедный, бедный император! Он еще так молод и уже должен умереть!.. – с непритворной горестью промолвила Наталья Борисовна. – Как мне жаль его!..