Император Павел I

Сохранилось 46 писем и записок Екатерины к Дашковой, они подписаны: «Ваш преданный друг» и «Ваш неизменный друг». Они единодушны в том, что «просвещение — залог общественного блага», и искренне верят в царство «разума».

«Я увидела в ней женщину необыкновенных дарований, далеко превосходившую всех других людей, словом — женщину совершенную», — писала Екатерина Романовна о своей старшей подруге.

На шестнадцатом году Екатерина Воронцова выходит замуж за гвардейского офицера князя Дашкова, которого полюбила самозабвенно и на всю жизнь.

«Женщина, которая умела так любить и так выполнять волю свою, вопреки опасности, страху, боли, должна была играть большую роль в то время, в котором она жила, и в той среде, к которой принадлежала», — писал Герцен.

1764 год обрушился на нее страшными ударами: умирает старший сын в Москве, оставленный на попечение бабушки, а осенью в Польше гибнет князь Дашков.

«…Я пятнадцать дней находилась между жизнью и смертью, — вспоминает позднее Дашкова. — Левая нога и рука, уже пораженные после родов, совершенно отказались служить и висели, как колодки».

Двадцатилетняя вдова остается с двумя детьми и многочисленными долгами, сделанными мужем, о которых она даже и не подозревала. «Меня долгое время оставляли в неведении относительно расстроенного материального положения, в котором муж оставил меня и моих детей, — пишет Дашкова. — Вследствие своего великодушия по отношению к офицерам он помогал им, дабы они не причиняли беспокойства жителям, и наделал много долгов».

Пять лет безвыездно живет она в деревне, хозяйничает и экономит на всем, чтобы расплатиться с кредиторами. Верная памяти мужа, Дашкова целиком отдается воспитанию детей. На долгие годы она уезжает с ними за границу, где сын получает образование в Эдинбургском университете. В Париже она пробыла 17 дней и почти ежедневно бывает у великого Дидро. По ее словам, виделись они ежедневно, беседовали обо всем, испытывая чувство взаимной привязанности. «Наши беседы начинались во время обеда и длились иногда до двух-трех часов ночи».

Философа восхитили твердость ее характера, «как в ненависти, так и в дружбе», глубокие знания, серьезный ум, мужество и весь ее нравственный облик. «Княгиня Дашкова — русская душой и телом, — писал Дидро. — …Она отнюдь не красавица. Невысокая, с открытым и высоким лбом, пухлыми щеками, глубоко сидящими глазами, не большими и не маленькими, с черными бровями и волосами, несколько приплюснутым носом, крупным ртом, крутой и прямой шеей, высокой грудью, полная — она далека от образа обольстительницы. Печальная жизнь ее отразилась на ее внешности и расстроила здоровье. В декабре 1770 года ей было только двадцать семь лет, но она казалась сорокалетней. Это серьезный характер. По-французски она изъясняется совершенно свободно. Она не говорит всего, что думает, но то, о чем говорит, излагает просто, сильно и убедительно. Сердце ее глубоко потрясено несчастиями, но в ее образе мысли проявляются твердость, возвышенность, смелость и гордость. Она уважает справедливость и дорожит своим достоинством… Княгиня любит искусства и науки, она разбирается в людях и знает нужды своего отечества. Она горячо ненавидит деспотизм и любые проявления тирании.

Она имела возможность близко узнать тех, кто стоит у власти, и откровенно говорит о добрых качествах и недостатках современного правления. Метко и справедливо раскрывает она достоинства и пороки новых учреждений…»

Посещает Дашкова и 76-летнего Вольтера, живущего в Швейцарии. Очарованный ею философ писал в письме, отправленном ей вдогонку: «Княгиня, старик, которого Вы помолодили, благодарит и оплакивает Вас… Счастливы те, которые провожают Вас в Спа! Несчастные мы, которых Вы покидаете… на берегах Женевского озера! Альпийские горы долго будут греметь эхом Вашего имени — имени, которое навсегда останется в моем сердце, полном удивления и почтения к Вам. Старый инвалид Фернея».

28 июня 1761 года Дашковы переезжают в Петербург. Екатерина Романовна огорчена положением, в котором оказалась ее старшая подруга, и избегает родную сестру — 23-летнюю Елизавету Воронцову, которую уже многие прочили в императрицы.

«Великий князь, — записывает она в дневнике, — вскоре заметил дружбу ко мне его супруги и то удовольствие, которое мне доставляло ее общество; однажды он отвел меня в сторону и сказал мне следующую странную фразу, которая обнаруживает простоту его ума и доброе сердце:

— Дочь моя (он был ее крестным отцом. — Авт.), помните, что благоразумнее и безопаснее иметь дело с такими простаками, как мы, чем с великими умами, которые, выжав весь сок из лимона, выбрасывают его вон.

Я ответила, что не понимаю смысла его слов…»

Впоследствии она часто вспоминала эти слова.