Император Павел I

Известно, что Екатерина II не любила своего сына и при всем ее величии во многих отношениях была не в состоянии скрыть этого пятна… При ней великий князь, наследник престола, вовсе не имел значения. Он видел себя поставленным ниже господствовавших фаворитов, которые часто давали ему чувствовать свое дерзкое высокомерие. Достаточно было быть его любимцем, чтобы испытывать при дворе холодное и невнимательное обращение. Он это знал и глубоко чувствовал».

Княгиня Д. Х. Ливен, особа приближенная к императорской фамилии: «Детство и юность протекли для него печально. Любовью матери он не пользовался. Сначала императрица совсем его забросила, а потом обижала. В течение долгих лет проживал он чуть не изгнанником в загородных дворцах, окруженный шпионами императрицы Екатерины. При дворе Павел появлялся редко, а когда это ему разрешалось, императрица принимала его с холодностью и строгостью и проявляла к наследнику отчуждение, граничившее с неприличием, чему, конечно, вторили и царедворцы. Собственные дети Павла воспитывались вдали от него, и он редко даже их видел. Не пользуясь весом, не соприкасаясь с людьми по деловым отношениям, Павел влачил жизнь без занятий и развлечений — на такую долю был обречен в течение 35 лет великий князь, который должен был бы по-настоящему занимать престол и во всяком случае предназначался его занять хоть впоследствии».

Смерть горячо любимой жены, кончина Панина, гатчинская ссылка. Преданных людей удаляют, собственных детей тоже, он окружен шпионами и доносителями; вынужденная холодность с друзьями, чтобы не повредить им; Павла всячески унижают и часто обманывают. В. О. Ключевский: «Незримый, но постоянный чувствительный обидный надзор, недоверие и даже пренебрежение со стороны матери, грубость со стороны временщиков, устранение от правительственных дел — все это развило в великом князе озлобленность, а нетерпеливое ожидание власти, мысль о престоле, не дававшая покоя, усиливала это озлобление…»

Слухи 1783 года о лишении престола возобновляются в связи с женитьбой старшего сына спустя десять лет. Уединение усиливается, Павел «становился все более мрачным, подозрительным; малейшее противоречие вызывало гнев, повсюду чуял революционный дух». После казни Людовика XVI подозрительность усиливается. Писатель Коцебу, директор немецкого театра, частый собеседник Павла, очевидно, с его слов, рассказывает: «Мрачную подозрительность внушила ему казнь Людовика. Он слышал, как те самые люди, которые расточали фимиам перед Людовиком, как перед божеством, когда он искоренил рабство, теперь произносили над ним кровавый приговор. Это научило его если не ненавидеть людей, то их мало ценить, и, убежденный в том, что Людовик еще был бы жив и царствовал, если бы имел более твердости, Павел не сумел отличить эту твердость от жестокости».

Узнав о казни Людовика XVI, которого он хорошо знал, Павел Петрович с горечью заметил: «Он начал снисходить и был приведен к тому, что должен был уступить. Всего было слишком мало и между тем — достаточно для того, чтобы в конце концов его повели на эшафот».

В. О. Ключевский: «Отношения, таким образом сложившиеся и продолжавшиеся более десяти лет, гибельно подействовали на характер Павла, держали его долго в том настроении, которое можно назвать нравственной лихорадкой».

С 1799 года начинается охлаждение отношений с женой, оказывавшей сдерживающее влияние на Павла: «Именно с этой поры, — свидетельствует А. Чарторыйский, — Павла стали преследовать тысячи подозрений: ему казалось, что его сыновья недостаточно ему преданы, что его жена желает царствовать вместо него. Слишком хорошо удалось внушить ему недоверие к императрице и к его старым слугам. С этого времени началась для всех, кто был близок ко двору, жизнь, полная страха, вечной неуверенности».

* * *

Павел выступил с мыслью, что жизни осталось мало, а непорядков безмерно много. Отсюда спешность, горячность.

В. Ключевский

В восемнадцать лет он дал согласие на введение конституции в России. В двадцать лет писал Сакену: «Для меня не существует партии и интересов, кроме интересов государства, а при моем характере мне тяжело видеть, что дела идут вкривь и вкось и что причиною тому небрежность и личные виды; я скорее желаю быть ненавидимым за правое дело, чем любимым за неправое».

Его не только лишили престола, но и не допускали до государственных дел. «Правящие боялись допустить до дел Павла с его особыми взглядами и правилами, ни с кем не связанного и независимого…»