Император Цезарь Август. Армия. Война. Политика

Главную ударную силу армии составляли, конечно, легионы со своими вспомогательными войсками, и политический центр тяжести взаимоотношений императора и войска приходится именно на них. К сожалению, количество информации об этом резко сокращается по сравнению с относящейся ко времени гражданских войн. Дело здесь, видимо, не в уменьшении политической роли армии — она не могла не быть важнейшей опорой установленного при ее деятельном участии режима, — а в стремлении новой власти максимально засекретить относящуюся к военным делам информацию, представить ее государственной тайной, хотя это противоречило старым римским традициям. Именно это противоречие позволяет проявиться из-под завесы секретности отдельным деталям, по которым можно попытаться угадать общую картину.

Одной из самых сложных для императора проблем по окончании гражданских войн было определение характера его взаимоотношений с высшим командным составом. Именно из этой среды было вероятным появление нового соперника на смену последовательно устраненным Лепиду, Сексту Помпею и Антонию. Опасность не была исключена даже со стороны ближайших сотрудников, и Октавиан очень рано начал это учитывать, о чем свидетельствует трагическая участь Сальвидиена Руфа, этого, «быть может, наиболее выдающегося из всех маршалов революции».[42] Однако при наступлении мирного времени посягательство на власть Октавиана с этой стороны было хотя и не исключено, но маловероятно: большинство его «маршалов» были homines novi, достаточно тесно связанные со своим патроном и уже в силу своей незнатности не представлявшие серьезной политической угрозы.

Иное дело — римские аристократы с их политическими амбициями. Традиционная правящая каста Республики, римский нобилитет, утратив самых ярких и талантливых своих представителей на поле брани или под мечами убийц во время проскрипций, не мог автоматически утратить способность воспроизводить претендентов на политическое руководство. С другой стороны, Октавиан не мог долго обходиться без сотрудничества с аристократией и достаточно рано начал заигрывать с ней. Это, конечно, принесло немалые политические дивиденды, во многом обеспечив ему победу в гражданской войне, но, завершив борьбу за единоличную власть, Октавиан вступал в совершенно неизведанную область, и положение его становилось опасно неопределенным. Первым сигналом этой опасности стал инцидент с Лицинием Крассом.

Глава 2 Несостоявшийся претендент?

Марк Лициний Красс, тезка своего знаменитого деда, бесславно погибшего в 53 г. до н. э. при Каррах, выдвинулся на авансцену римской политической жизни в самом конце эпохи гражданских войн. Консульскую должность он занимал в 30 г. до н. э. вместе с Октавианом, что само по себе уже достаточно почетно и свидетельствует о подчеркнутом внимании победителя при Акции к своему коллеге.

Даже для политической практики того бурного времени было необычным то обстоятельство, что Красс, прежде не отличавшийся лояльностью в отношении Октавиана и последовательно боровшийся против него на стороне сначала Секста Помпея, а затем Антония, вдруг стал консулом, причем в нарушение обычных правил: не пройдя перед этим претуру (То Cass. LI. 4. 3). О причинах неожиданного расположения «сына божественного Юлия» к своему вчерашнему врагу остается только догадываться.[43]

Досрочно сложив полномочия консула (Октавиана и Красса сменили консулы-суффекты, одним из которых был сын Цицерона), Красс отправился в свою провинцию.

На посту проконсула Македонии Красс проявил незаурядную энергию и талант полководца, восстановив изрядно пошатнувшийся за годы гражданских войн престиж римского имени среди варварских племен. Его военные успехи были настолько впечатляющими, что замолчать их оказалось невозможно: повествование об этом занимало видное место в двух (к сожалению, утраченных) книгах Тита Ливия (134 и 135), драматический эпизод одной из военных кампаний Красса освещает Флор (II. 26). Но наиболее обстоятельно о боевых действиях на севере Балкан повествует Дион Кассий (LI. 23. 2-27. 3).

По словам этого автора, бастарны, которых он считал скифским племенем, перешли Дунай и покорили прилегающую к реке часть Мезии, тогда еще не завоеванной римлянами. Эти действия варваров еще не представляли угрозы для позиций Рима в регионе, но когда они опустошили ту часть Фракии, что принадлежала племени дентелетов (а те имели союзный договор с римлянами), Красс двинулся на бастарнов.

Узнав о его приближении, те поспешно ретировались, очистив Фракию без боя. Преследуя их, Красс вторгся в Мезию и уничтожил одну из местных крепостей. Тем временем бастарны приостановили бегство и отправили к римскому военачальнику послов с предложением не преследовать их, так как они не причинили римлянам никакого вреда.

Красс задержал послов, обнадежив их обещанием ответить на следующий день, и весьма основательно угостил, чтобы выведать планы их соплеменников (здесь Дион Кассий нравоучительно замечает, что все скифы ненасытны в употреблении вина и быстро пьянеют от него).