Император вынимает меч

Афины — от одного этого слова сладко стучит сердце. Афиняне тяготились властью Деметрия Фалерского, философа и тирана, поставленного над гражданами по воле Кассандра. Власть эту нельзя назвать слишком обременительной, но уж таков нрав афинян, что их тяготила любая власть — тирана, олигархов, демоса, македонян… Любили афиняне, что и говорить, побуянить, покричать на агоре, помахать кулаками, а потом долго и слезно каяться, выдавая на казнь крикунов и спасителей отечества. От своих соглядатаев Антигон знал, что афиняне созрели для очередного возмущения, и Циклоп решил, что грешно не воспользоваться столь удобной возможностью укрепиться в славнейшем из греческих городов, опершись на который можно потихоньку прибрать к рукам всю Грецию. Деметрий получил под начало флот из двухсот пятидесяти судов, на которых разместилось многочисленное войско, осадные машины, оружие, припасы. На палубе флагманской пентеры сверкающей грудой лежали пять тысяч талантов — казна, достаточная для долгой войны.

Но война вышла на редкость короткая. Судьба улыбнулась Деметрию. Сторожившие Пирей македоняне приняли флот Деметрия за птолемеев и беспрепятственно пропустили корабли в гавань. Остальное было совсем уж несложно. Деметрий приказал подвести корабль к самому берегу, откуда обратился с пылкою речью к сбежавшимся горожанам.

— Я пришел дать вам свободу! — громогласно заявил он. — Мой отец и я возвращаем славному городу все права и привилегии, какими он обладал при ваших славных предках. Нога завоевателя да не осмелится более попирать священную землю Перикла и Фемистокла!

Афиняне приняли эти слова с ликованием. Растерявшийся гарнизон тщетно пытался сдержать смешавшихся в единую толпу воинов Деметрия и афинян. К вечеру в руках Деметрия уже был Пирей, а утром прибыли послы от тирана, изъявлявшего готовность сдать город в обмен на собственную неприкосновенность. Победитель гарантировал эту самую неприкосновенность и даже дал стражу, которая проводила незадачливого философа в Фивы, откуда он убрался в Египет. Афиняне на радостях принялись переливать все 365 статуй тирана в ночные горшки, а Деметрий тем временем подчинял окрестные земли. Один из его отрядов блокировал крепость Мунихий, где заперся македонский гарнизон, другой осадил Мегары.

* * *

Лишь после этого Деметрий совершил торжественный въезд в Афины. Это было величественное зрелище. Деметрий, в пурпурном плаще и диадеме, восседал на изумительной красоты белом коне. За ним следовали стройные шеренги облаченных в парадные одежды воинов, с мечами и щитами, изукрашенными золотом и серебром. За воинами влекли пленных и несли добычу. Взобравшись на трибуну, Деметрий объявил афинян свободными, даровал им лес для постройки ста триер и сто пятьдесят тысяч мер хлеба, а в довесок островок Имброс.

Афиняне попросту обалдели от такой щедрости. В последнее время их обыкновенно обирали, а тут нашелся человек, готовый одаривать. Не человек, а бог, прекраснейший из богов! И афиняне порешили считать Деметрия богом. В его и антигонову честь была воздвигнуты злаченые изваяния рядом со статуями тираноубийц Гармодия и Аристотитона, были учреждены новые филы, наименованные в честь «спасителей», благодарные горожане установили алтарь в том месте, где нога Красавчика ступила на землю Аттики, и порешили учредить игры в его честь. В своей искренней любви они зашли так далеко, что постановили назвать один из месяцев Деметрионом, каждый последний день месяца — Деметриадой, а праздник Дионисии переименовать в Деметрий.

Подобной чести не удостаивался еще ни один из освободителей. Надо ли говорить, что от этого обилия сладкой лести у Деметрия слегка закружилась голова. Афиняне ежедневно закатывали в его честь обильные пиры, горлопаны кричали здравицу освободителю на площадях и улицах, к его услугам были прекраснейшие гетеры.

— Решительно, приятный город! — вынес свой приговор Деметрий, с головой окунаясь в омуты наслаждений. Вместо того чтобы укреплять влияние в Греции, Деметрий предался развлечениям. Он посещал театр и с ленивой ухмылкой слушал речи великоумных философов, он пировал и наслаждался любовью блудниц. Он даже вступил в новый брак, взяв в жены прекрасную Эвридику из рода Мильтиада, что вызвало новый взрыв ликования у афинян, порешивших, что теперь-то бог уже наверняка не оставит своей милостью многострадальную землю.