Императорская Академия

Огромный камин — Серж сказал, что топить его начнут с наступлением холодов. Толстенный ковёр на полу, светильники-подвесы, высоту которых можно было регулировать, книжные шкафы и множество хаотично разбросанных по полу пуфов, столиков и креслиц. Здесь можно было сидеть хоть в одиночестве, утащив кресло в дальний угол, хоть несколькими компаниями. У дальней стены стоял шкаф со стеклянными полками. Полки были уставлены кубками, стена — увешана дипломами и грамотами. Я бегло окинул взглядом это великолепие. Судя по надписям на кубках, завоевывать их белые маги начали лет этак сто назад. Последний же встал на полку, как и сказал Юсупов, шесть лет назад.

— Эта победа очень важна для нас, — проследив за моим взглядом, кивнул Серж. — Уверен, что теперь многие белые маги в Академии воспрянут духом.

Он поднёс ладонь к стеклянным дверцам шкафа. По ним пробежал всполох магических искр, дверцы услужливо распахнулись.

Я поставил кубок на полку. Дверцы, помедлив, закрылись.

На лестнице мы с Сержем распрощались. Он остался у себя, на втором этаже, я пошёл выше. Никого из курсантов в коридоре уже не встретил. Только наставник одиноко бродил вдоль дверей с окошками.

Академия гордилась своей приверженностью старинным традициям — форма, которую здесь носили, не менялась на протяжении вот уже полутора сотен лет. Форма модернизировалась, дорабатывалась, ткань и покрой менялись на более удобные и современные, но основа была той же, что приняли еще во времена основания академии.

Курсанты носили синюю форму, преподаватели — лиловую, наставники — коричневую, обслуживающий персонал — зеленую. Ректору академии, единственному из всех, полагался тёмно-красный цвет.

Сейчас, глядя на коричневый сюртук сутулого дядьки, расхаживающего по коридору, я мог не сомневаться, что передо мной — наставник.

— Поспешите, господин Барятинский, — проскрипел он. Указал на часы, висящие на торцевой стене коридора. Они показывали без шести минут полночь. — Время до отбоя сегодня сдвинуто, но и оно уже заканчивается. Победа в Игре не дает вам права нарушать режим. У вас осталось шесть минут на то, чтобы оказаться в постели.

Меня аж резануло — скрипучий голос наставника до боли напомнил воспитателя из интерната по прозвищу Гнида. Прозвище, в общем-то, могло рассказать об этом человеке всё… Надо же. А ведь я думал — та жизнь осталось в далёком прошлом.

Гниде я не стал бы отвечать. Вежливость никогда не была моей сильной стороной, и любой мой ответ мог спровоцировать у Гниды вспышку ярости — с последующим воспитанием меня посредством резиновой дубинки. В интернате я предпочитал отмалчиваться в ответ на любые обращения. Здесь следовало вести себя по-другому. Я ведь — аристократ. Человек, в которого ничего не значащие вежливые ответы встраивают с самого рождения.

— Спешу, господин наставник, — коротко отозвался я. И поднёс ладонь к своей двери. — Константин Барятинский.

Дверь распахнулась. Я шагнул в комнату. И, едва успел закрыть дверь, услышал робкий осторожный стук.

Он доносился из-за перегородки. Из комнаты Мишеля.

Я так же тихо стукнул в ответ.

— Ты позволишь?.. — Над перегородкой показалась всклокоченная голова Мишеля.

— Зайти? — удивился я.

— О нет! — Мишель покраснел. — Просто заглянуть. Я буквально на секунду.

— Конечно. Что случилось?

— Ничего. — Мишель покраснел ещё больше. — Просто хотел поблагодарить тебя. За то, что взял в команду. Несмотря на то, что я… Несмотря на моё… — Он смешался окончательно и замолчал.

— Не за что, — сказал я. — Тебе спасибо. Только имей в виду вот что… — Мишель застыл, настороженно глядя на меня. — Ещё раз помянешь своё происхождение — башку сверну, — сердито пообещал я. — Мне наплевать, кто твои родители, ясно?! Важно лишь то, что представляешь собой ты.

Глаза Мишеля подозрительно заблестели.

— Костя, — пробормотал он. — Ты… Я… Ты даже не представляешь…

— Представляю. Причём гораздо лучше, чем ты думаешь… Всё, сгинь! Не хватало ещё штраф огрести.

— Доброй ночи, — выдохнул Мишель. И исчез.

А я потянул было с плеч уже расстёгнутый китель — и замер. А потом приник к оконному стеклу.

Для того, чтобы удобней было разговаривать с Мишелем, я сместился в сторону окна, почти прижался к нему — в тесноте комнаты это было единственным способом не запрокидывать, как идиоту, голову. И сейчас мой взгляд упал на задний двор. Наша сторона коридора выходила окнами туда.

Моё окно было вторым по счету, и я хорошо видел небольшое крыльцо внизу — ведущее к лестнице чёрного хода. Сейчас по этой лестнице быстрым, осторожным шагом спустилась фигура, которую я слишком хорошо запомнил за сегодняшний день — для того, чтобы с кем-то спутать.

Я бросил взгляд на казённый будильник — круглый, в увесистом медном корпусе, стоящий на полке с учебниками. Две минуты первого. То есть время — самое что ни на есть «после отбоя». В которое курсантам категорически запрещено покидать жилой корпус…