Императорская Россия в лицах. Характеры и нравы, занимательные факты, исторические анекдоты

– Я всегда удивляюсь точности крепостной пальбы и не понимаю, как это вы делаете, что пальба начинается всегда вовремя…

– О, помилуйте! – с готовностью отвечал Башуцкий. – Очень просто! Я возьму да махну платком… Вот так!

Башуцкий махнул платком.

И в совершенно неподходящее время – только подали суп – началась пальба.

Самое смешное заключалось в том, что Башуцкий не смог понять, как это могло случиться, и собирался после праздника учинить строгое следствие и взыскать с виновного.

* * *

В Эрмитажном театре затеяли играть известную пьесу А. Коцебу «Рогус Пумперникель».

– Все хорошо… – сказал кто-то. – Да как же мы во дворец осла-то поведем…

– Э, пустое дело! – ответил Нарышкин. – Самым натуральным путем на комендантское крыльцо.

* * *

Александр I тоже не упускал случая подшутить над комендантом Башуцким.

– Господин комендант! – сказал Александр I как будто в сердцах Башуцкому. – Что у вас за порядок! Можно ли себе представить! Где монумент Петра Великого?..

– На Сенатской площади, ваше императорское величество.

– Был да сплыл! Сегодня ночью украли. Поезжайте разыщите!

Башуцкий, бледный, уехал.

Возвращается веселый, довольный.

Едва войдя в двери, Башуцкий закричал:

– Успокойтесь, ваше величество. Монумент целехонек, на месте стоит! а чтобы чего, в самом деле, не случилось, я приказал к нему поставить часового.

Все захохотали.

– Первое апреля, любезнейший! Первое апреля! – сказал император.

На следующий год ночью Башуцкий разбудил императора:

– Пожар!

Александр встал, оделся, вышел и спросил:

– А где же пожар?

– Первое апреля, ваше величество, первое апреля.

Император посмотрел на Башуцкого с сочувствием и сказал:

– Дурак, любезнейший, и это уже не первое апреля, а сущая правда.

(Н. Кукольник)

Александр Павлович Башуцкий рассказывал о таком случае, приключившемся с ним. По званию своему камер-пажа он в дни своей молодости часто дежурил в Зимнем дворце. Однажды он находился с товарищами в огромной Георгиевской зале. Молодежь расходилась, начала прыгать и дурачиться. Башуцкий забылся до того, что вбежал на бархатный амвон под балдахином и сел на императорский трон, на котором стал кривляться и отдавать приказания. Вдруг он почувствовал, что кто-то берет его за ухо и сводит со ступеней престола. Башуцкий обмер. Его выпроваживал сам государь, молча и грозно глядевший. Но должно быть, что обезображенное испугом лицо молодого человека его обезоружило. Когда все пришло в должный порядок, император улыбнулся и промолвил: «Поверь мне! Совсем не так весело сидеть тут, как ты думаешь».

(В. Соллогуб)

Сказывали, что в Петербурге с Гарнереном летал генерал Сергей Лаврентьевич Львов, бывший некогда фаворитом князя Потемкина, большой остряк, и что, по этому случаю, другой такой же остряк, Александр Семенович Хвостов, напутствовал его, вместо подорожной, следующим экспромтом:

Генерал Львов
Летит до облаков
Просить богов
О заплате долгов.

На что генерал, садясь в гондолу, ответствовал без запинки такими же рифмами:

Хвосты есть у лисиц,
Хвосты есть у волков,
Хвосты есть у кнутов —
Берегитесь Хвостов!

(С. Жихарев)

На одном из традиционных ужинов в Российской Академии произошел следующий разговор.

– А сколько считается теперь всех членов? – спросил поэт Гавриил Романович Державин секретаря Академии Петра Ивановича Соколова.

– Да около шестидесяти, – отвечал секретарь.

– Неужто нас такое количество? – сказал удивленный адмирал Александр Семенович Шишков, президент Академии, сидевший тут же. – Я думал, что гораздо меньше…

– Точно так. Но из них одни в отсутствии, другие избраны только для почета, а некоторые…

– Не любят грамоты, – подхватил поэт-сатирик граф Александр Семенович Хвостов.

* * *

Гаврила Романович представил меня А. С. Шишкову, сочинителю «Рассуждения о старом и новом слоге». С большим любопытством рассматривал я почтенную фигуру этого человека, детские стихи которого получили такую народность, что, кажется, нет ни в одном русском грамотном семействе ребенка, которого не учили бы лепетать:

Хоть весною
И тепленько,
А зимою
Холодненько,
Но и в стуже
Нам не хуже…

Не могу поверить, чтоб этот человек был таким недоброжелателем нашего Карамзина, за какого хотят его выдать.

(С. Жихарев)

А. С. Шишков говорил однажды о своем любимом предмете, т. е. о чистоте русского языка, который позорят введениями иностранных слов. «Вот, например, что может быть лучше и ближе к значению своему, как слово дневальный! Нет, вздумали вместо его ввести и облагородить слово дежурный, и выходит частенько, что дежурный бьет по щекам дневального».

(П. Вяземский)

Н. М. Карамзин