В начале нынешнего столетия (XIX. –
Бывало, спрашивали:
– Да где вы это слышали?
– На бульваре, – торжественно отвечал вестовщик, и все сомнения исчезали.
Князь Ш. был известным бульварным вестовщиком и почти ежедневно тешился там своими проделками.
Выдумает, что русские войска одержали какую-нибудь победу, и начнет о ней рассказывать на бульваре от Дворцовой площади до средних ворот Адмиралтейства, но всегда с прибавлением:
– Так я слышал, может быть, это неправда…
Пройдет до другого конца бульвара, у Сената, и повернет назад.
Встречные уже останавливают его:
– Слышали? Победа, сто тысяч пленных, двести пушек, Бонапарт ранен, Даву убит!
– Быть не может, – возражает сочинитель бюллетеня, – это вздор, выдумка!
– Вот еще! Я слышал от верных людей! Видели фельдъегеря, весь в грязи и в пыли… Худой же вы патриот, если не верите!
В течение войны 1806 года в учреждениях народной милиции имя Бонапарта (немногие называли его тогда Наполеоном) сделалось очень известным и популярным во всех углах России… По поводу милиции всюду были назначены областные начальники, отправлены генералы, сенаторы для обмундирования и наблюдения за порядком, вооружением ратников и так далее. Воинская деятельность охватила всю Россию. Эта деятельность была несколько платоническая, она мало дала знать себя врагу на деле, но могла бы надоумить его, что в народе есть глубокое чувство ненависти к нему и что разгорится она во всей ярости своей, когда вызовет он ее на родной почве на рукопашный бой. Алексей Михайлович Пушкин, состоявший на милиционной службе при князе Юрии Владимировиче Долгоруком, рассказывал следующее. На почтовой станции одной из отдаленных губерний заметил он в комнате смотрителя портрет Наполеона, приклеенный к стене.
– Зачем держишь ты у себя этого мерзавца?
– А вот затем, ваше превосходительство, – отвечает он, – что если, не равно, Бонапартий под чужим именем или с фальшивою подорожною приедет на мою станцию, я тотчас по портрету признаю его, голубчика, схвачу, свяжу, да и представлю начальству.
– А, это дело другое! – сказал Пушкин.
В это время ходила в народе следующая легенда. Несчастные наши войны с Наполеоном грустно отозвались во всем государстве, живо еще помнившем победы Суворова при Екатерине и при Павле. От этого уныния до суеверия простонародного, что тут действует нечистая сила, недалеко, и Наполеон прослыл антихристом. Церковные увещания и проповеди распространяли и укрепляли эту молву.
Когда узнали в России о свидании императоров, зашла о том речь у двух мужичков. «Как же это, – говорит один, – наш батюшка, православный царь, решиться сойтись с этим окаянным, с этим нехристем. Ведь это страшный грех!» – «Да как же ты, братец, – отвечает другой, – не разумеешь и не смекаешь дела? Разве ты не знаешь, что они встретились на реке? Наш батюшка именно с тем и повелел приготовить плот, чтобы сперва окрестить Бонапартия в реке, а потом уже допустить его пред свои светлые, царские очи». (Дело идет о первом свидании и первой встрече Александра I с Наполеоном на реке Неман, в 1807 году.)
Утверждают, что князь Николай Иванович Салтыков на днях вечером у себя открыто говорил, будто бы граф Н. П. Румянцев представил государю, перед отъездом его в армию, записку, в которой объяснил, что он не надеется ни на какое решительное нам содействие со стороны Англии и Австрии в продолжение сей войны и что каким бы отъявленным врагом ни был нам Бонапарте, но никогда не может причинить нам столько зла, сколько причиняет его Англия своею лицемерною дружбою и обещаниями, никогда не исполняемыми. Прибавляют, что государь с благоволением и даже признательностью изволил принять эту записку к своему соображению.
В одно из пребываний Александра Павловича в Москве он удостоил частное семейство обещанием быть у него на бале. За несколько дней до бала хозяин дома простудился и совершенно потерял голос.
«Само провидение, – говорил А. М. Пушкин, – благоприятствует этому празднику: хозяин не может выговорить ни одного слова, и государь избавляется от скуки слушать его».
Он же (А. М. Пушкин) рассказывал, что у какой-то провинциальной барыни убежала крепостная девушка. Спустя несколько лет барыня проезжает через какой-то уездный город и отправляется в церковь к обедне. По окончании службы дьячок подносит ей просвиру. Барыня вглядывается в него и вдруг вскрикивает: «Ах, каналья, Палашка, да это ты?» Дьячок в ноги: «Не погубите, матушка! Вот уже четыре года, что служу здесь церковником. Буду за ваше здравие вечно Бога молить».
Адмирал П. В. Чичагов