В 1807 году адмирал П. В. Чичагов был назначен членом Государственного совета. После нескольких заседаний он перестал ездить в Совет. Доведено было о том до сведения государя. Император Александр очень любил Чичагова, но, однако же, заметил ему его небрежение и просил быть впредь точнее в исполнении обязанностей своих. Вслед за этим Чичагов несколько раз присутствовал в Совете и опять перестал. Узнав об этом, государь с некоторым неудовольствием повторил ему свое замечание. «Извините, ваше величество, но на последнем заседании, на котором я был, – ответил Чичагов, – шла речь об устройстве Камчатки, и я стал полагать, что все уже устроено в России, и собираться Совету не для чего».
Обер-камергер А. Л. Нарышкин
Обер-камергер Александр Львович Нарышкин отличался замечательною находчивостью, игривостью ума и острыми каламбурами при строгом соблюдении всей важности знатного барина, никогда не опускавшегося до шутовства. В свое время он был живым, неистощимым сборником всего острого, умного и колкого, из которого черпали остроумцы всех слоев петербургского общества. Беспощадного языка его все боялись, а между тем не было ни одного человека, который бы его ненавидел. Имея огромное состояние, Нарышкин имел еще более долгов и постоянно нуждался в деньгах, потому что при своем чисто русском хлебосольстве и роскошной жизни был добр, щедр и помогал каждому, кто только прибегал к его помощи и покровительству.
Когда принц Прусский гостил в Петербурге, шел беспрерывный дождь. Государь Александр I изъявил сожаление.
– По крайней мере, принц не скажет, что ваше величество его сухо приняли, – заметил Нарышкин.
– Он живет открыто, – отозвался император об одном вельможе, который давал великолепные балы в Петербурге.
– Точно так, ваше величество, у него два дома в Москве – без крыш, – отвечал Нарышкин.
Один старый вельможа, о котором говорили, что он глуп как дерево, жаловался Нарышкину на свою каменную болезнь (т. е. на камни в почках), от которой боялся умереть.
– Не бойтесь, – успокаивал его Нарышкин, – деревянное строение на каменном фундаменте долго живет.
Нарышкин не любил государственного канцлера графа Н. П. Румянцева и часто острил над ним. Румянцев до конца жизни носил прическу с косичкой.
– Вот уж подлинно можно сказать, – говорил Нарышкин, – что нашла коса на камень.
Министр финансов Гурьев хвалился в присутствии Александра Львовича сожжением значительного количества ассигнаций.
– Напрасно хвалитесь, – возразил Нарышкин, – они, как феникс, возродятся из пепла.
– Отчего ты такой скучный? – спросил однажды император Александра Львовича Нарышкина при закладке военного корабля.
– Да чему же веселиться, ваше величество, – отвечал Нарышкин. – Вы закладываете в первый раз, а я каждый день то в банк, то в ломбард.
– Отчего ты так поздно приехал ко мне? – спросил его раз император.
– Без вины виноват, ваше величество, – отвечал Нарышкин, – камердинер не понял моих слов: я приказал ему заложить карету; выхожу – кареты нет. Приказываю подавать – он подает мне пук ассигнаций. Надобно было послать за извозчиком.
Известный писатель И. И. Дмитриев однажды посетил Пушкиных, когда будущий поэт был еще маленьким мальчиком. Дмитриев стал подшучивать над оригинальным личиком Пушкина и сказал:
– Какой арапчик!
В ответ на это десятилетний Пушкин вдруг неожиданно отрезал:
– Да зато не рябчик!
Можно себе представить удивление и смущение старших. Лицо Дмитриева было обезображено рябинами, и все поняли, что мальчик подшутил над ним.
Иван Иванович Дмитриев при назначении своем министром юстиции имел всего лишь Аннинскую ленту. Однажды, находясь у государя, он решился сказать ему:
– Простите, ваше величество, мою смелость и не удивитесь странности моей просьбы…
– Что такое? – спросил государь.
– Я хочу просить у вас себе Александровскую ленту.
– Что это тебе вздумалось? – сказал государь с улыбкой.
– Для министра юстиции нужно иметь знак вашего благоволения: лучше будут приниматься его предложения.
– Хорошо, – отвечал Александр. – Ты ее получишь.
Так и произошло.
Когда Дмитриев пришел благодарить императора, то он, смеясь, спросил его:
– Что? Ниже ли кланяются?
– Гораздо ниже, ваше величество! – отвечал Дмитриев.
Иван Иванович Дмитриев был вообще очень сдержан и осторожен, но раз при докладе государю ему случилось забыться. По окончании доклада он подал императору заготовленный к его подписи указ о награждении какого-то губернатора орденом. Александр почему-то поусомнился и сказал:
– Этот указ внесите лучше в комитет министров.
В то время подобное приказание было не в обычае и считалось исключением. Дмитриев обиделся, встал со стула, собрал бумаги в портфель и отвечал государю: