Императорская Россия

Иной видел Россию автор «Конституции» и лидер Северного общества Никита Муравьев. Основу государства создавало общероссийское Учредительное собрание, но конституция определяла Россию как конституционную монархию с мощным федеративным устройством по типу США. Вся страна делилась на 15 «держав», высшие органы законодательной власти состояли из Державной думы и нижней – Палаты народных представителей. «Южане» и «северяне» находились в постоянном контакте, хотя обсуждение общей платформы действий тайной организации явно затянулось. Сведения о ее деятельности уже стали просачиваться за пределы круга доверенных лиц и, не без помощи предателей, стали известны властям. Как бы то ни было, междуцарствие декабря 1825 года застигло заговорщиков врасплох.

Петербург александровского времени

После мрачной казарменной обстановки, которую навевало самодержавие Павла I на петербуржцев, после страха быть застигнутым самим государем на улицах города в неуказной одежде, вдруг пришли другие времена, светлые, свободные. Александра I можно было увидеть в ясный день прогуливающимся по Дворцовой набережной. Он вежливо здоровался со знакомыми, уделяя особенное внимание дамам. А уж они старались вовсю. Здесь был настоящий Париж – самые модные наряды и прически.

Все были в восторге от первого петербуржца.

Император Александр, – вспоминала писательница де Сталь, – удостоил меня чести беседовать с собою. Первое, что особенно изумило меня в нем, это было выражение необычайной доброты и величия, которыми озарено его лицо, эти два качества казались нераздельны в нем. В первых же словах, сказанных мне, тронула меня благородная простота, с которой он подходил к великим вопросам, волновавшим Европу… Молодость и внешние преимущества государя наводили на подозрение о легкомыслии его характера, но он вдумчив, как человек, испытавший несчастье.

В начале царствования Александра I город приобрел свои, уже узнаваемые нами прелестные черты. Классицизм в это время вступил в свою высшую, самую роскошную фазу – ампир. При Александре был построен Казанский собор с исполинским изгибом «аллеи» знаменитой колоннады, которая должна была, еще по мысли Павла I, повторять колоннаду собора Святого Петра в Риме. Каждый день все 10 лет строительства (1801—1811) на стройке можно было видеть создателя собора – архитектора Андрея Воронихина. Крепостной графа А. С. Строганова, он был бесконечно благодарен своему хозяину, который не только помог ему, одаренному рабу, получить прекрасное образование в России и за границей, но и дал Воронихину вольную, а потом всегда покровительствовал своему питомцу и обеспечивал его заказами. В 1811 году наградой за Казанский собор для Воронихина стал орден, давший ему потомственное дворянство. Кроме собора до наших дней дошел другой шедевр Воронихина – здание Горного института, а также сооружения в Петергофе и Павловске. Но Казанский собор, лебединая песня умершего в 1814 году архитектора, сразу занял особое место в истории столицы. И хотя восторги по поводу его архитектурных достоинств порой преувеличены (собору все-таки далеко до грандиозного творения Браманте и Микеланджело в Риме), знаковое, символическое значение Казанского собора необычайно велико. Этот храм, от начала до конца построенный русским архитектором, из местных материалов (олонецкий мрамор, пудожский камень, сердобольский гранит), украшенный скульптурой и живописью таких авторов, как В. И. Демут-Малиновский, И. П. Прокофьев, И. П. Мартос, С. С. Пименов и др., в годину противостояния вражескому нашествию стал новой национальной святыней, русским Пантеоном. Здесь у иконы Казанской Богоматери мо лились воины, уходившие в поход против Наполеона, сюда привозили трофейные знамена и ключи взятых городов, здесь в 1813 году был похоронен М. И. Кутузов, а потом Б. И. Орловский воздвиг ему и М. Б. Барклаю-де-Толли памятники перед фасадом собора.

Ф. Мартенс. Вид Горного института.

У «истока» Невского проспекта Адриан Захаров возвел новое здание Адмиралтейства. Он родился в 1761 году в семье бедного прапорщика и с детства был определен в училище при Академии художеств, ставшей для него, будущего академика, родным домом. Потом он учился в Париже у архитекторов Ж. Ф. Шальгрена и К. Н. Леду, а вернувшись, преподавал в Академии.