Что касается ссыльных и осужденных, то их селили на пустующие земли в принудительном порядке. Первые указания императора на этот счет были даны 10 августа 1402 г. Предлагалось привлекать осужденных к обработке пустующих земель (чаще всего на севере) вместо требуемого с них откупа за совершенное ими преступление. Принудительным привлечением к обработке земли заменяли и прочие наказания. Осужденных на смерть по прошествии пяти лет принудительной обработки земли предполагалось прощать и зачислять в «добрый народ», осужденных на другие виды наказания — через три года. Кроме того, прощение обусловливалось усердием осужденного [23, цз. 12 (II), 214–215].
10 сентября 1403 г. были утверждены специальные правила, которыми следовало руководствоваться местным властям при привлечении ссыльных преступников к отработке земли, Согласно этим правилам, ссылка преступников на север для обработки земли стала общепринятой нормой наказания. Каждому ссыльному следовало выделять из фонда «покинутых» и «свободных» земель участок площадью в 50 му при условии обязательного сбора двух урожаев в год (летнего и осеннего). «А если у кого [из осужденных], — гласили правила, — будут силы и желание обработать больше [земли], разрешить [им это]» [23, цз. 22, 414].
Правилами предусматривалось, что на обзаведение хозяйством арестантам могли выдавать из казны инвентарь, тягловый скот и семена. В августе 1404 г. даже зарегистрированы денежные выплаты 462 ссыльнопоселенцам по 80 динов ассигнациями [23, цз. 33, 579]. Тем, кто получал такую помощь, гарантировалось уравнение в налогах с крестьянами через пять лет, тем, кто не получал, — через три года. Отсюда следует, что ссыльнопоселенцы в течение пяти или трех лет выплачивали более тяжелые налоги, чем обычные тяглецы.
В дальнейшем правила переселения преступников дополнялись и детализировались. Например, если присужденным к порке заменяли наказание ссылкой на пустующие земли Севера, то они получали деньги на дорогу [23, цз. 124, 1562].
Весьма интересны попытки правительства формировать из привлеченных к обработке земли преступников сельские общины, т. е. распространить на них привычные формы организации крестьянства. Прямое свидетельство тому имеется в упомянутых правилах и в докладе начальника Ведомства налогов Ван Дуня двору от 23 июня 1403 г. [23, цз. 21, 377, цз. 22, 413]. Автор последнего документа сетовал на трудность создания общин из осужденных по той причине, что среди них наблюдается имущественное неравенство: «[Среди] осужденных, если они, согласно приписке, наделяются землей, есть неравенство: [у одних земли] много, [у других] — мало…» [23, цз. 21, 377]. Этог факт вполне согласуется с упомянутым выше разрешением давать желающим излишки пахотных площадей сверх положенного надела. Тем самым в хозяйствах ссыльнопоселенцев шли процессы, характерные для общей тенденции в земельных отношениях в Китае в XV в.
Однако положение ссыльнопоселенцев далеко не всегда было завидным. Во-первых, надо учитывать, что их труд оставался строго принудительным и строго контролируемым. О том, что многие из них «не тяготеют душой к сельскому хозяйству» и всячески отлынивают от работы, говорится в послании императора наследнику престола от 7 декабря 1403 г. Для искоренения этого предлагалось принять меры: «Как только [кто-либо] не выйдет в поле на сельскохозяйственные [работы], приказываю снова подвергать [их наказанию] за прежние провинности» [23, цз. 25, 458–459]. Во-вторых, их положение отягощалось повышенным налоговым бременем. Этот факт признавался и самим правительством. В конце 1411 г. оно даже пошло на некоторое облегчение участи ссыльнопоселенцев, дав им отсрочку в выполнении трудовых повинностей [23, цз. 120, 1514].
Надо сказать, что замена уголовного наказания принудительной обработкой земли практиковалась в Китае и ранее. Однако характерно, что в рассматриваемый период такое явление не только получило широкое распространение, но и подвергалось определенной кодификации.
Бегство крестьян с земли, издавна наблюдавшееся в феодальном Китае, служило одной из форм их социального протеста. Тот факт, что в начале XV в. этот процесс отчетливо прослеживается почти по всей территории страны, свидетельствует о возрастании эксплуатации в деревне, говорит о тяжелом положении крестьянских низов. Источники пестрят прямыми и косвенными сообщениями о побегах с земли. Сведения о том, что народ «разбегается в разные стороны», «каждодневно бежит» и «бежит во множестве», поступали ко двору из самых различных провинций империи — от Гуандуна на юге до Бэйпина и Шэньси на севере [23, цз. 15, 288; цз. 70, 981, цз. 129, 1598, цз. 103, 1343]. В январе 1403 г. император признавал, что во всех районах страны, лежащих к северу от р. Янцзы, «народ бежит, оставляя хозяйство» [23, цз. 15, 287].