Императорский Китай в начале XV века

Точной статистики в данном случае ожидать не приходится, тем не менее сохранились некоторые цифровые данные, по которым можно составить общее представление о масштабах описываемого процесса. Согласно докладу цензора Кун Фу, инспектировавшего в 1403 г. провинцию Хэнань, здесь насчитывалось 334 280 крестьянских дворов, — или же более 2 млн. человек, которые либо ранее находились, либо продолжали оставаться в бегах [23, цз. 25, 461–462]. В июне того же года пекинские власти докладывали: «В восьми областях, [подчиненных] Шуньтяню (Пекину. — А. Б.), из 189 300 с лишним приписанных [здесь] дворов простолюдинов не вернулось к [своему] хозяйству более 85 000 дворов» [23, цз. 20 (II), 374].

Главными причинами бегства крестьян оставались непосильный налоговый гнет и произвол местных властей. Данные «Мин Тай-цзун ши лу» позволяют детализировать такие причины применительно к началу XV в. Ими могли служить: непомерно тяжелые прямые налоги и накопление в связи с этим недоимок [23, цз. 129, 1598]; различного рода «дополнительные» налоги [23, цз. 15, 269]; разорение в результате стихийных бедствий [23, цз. 15, 287]; перекладка налогов на чужие плечи в результате круговой поруки в деревенских общинах [23, цз. 99, 1300]; снижение урожайности из-за неисправности ирригационной системы [23, цз. 15, 288]; произвол местных властей [23, цз. 252, 2353]; вступление в конфликтные отношения с властями [23, цз. 197, 2061]. Нужно сказать, что центральные власти довольно четко представляли себе побудительные мотивы, заставлявшие людей бросать свои дома и поля. Так, например, в октябре 1407 г. Чжу Ди писал: «В душе люди любят землю. Разве они с охотой переселяются и бродяжничают? [Они] уходят именно из-за того, что не могут [более] терпеть» [23, цз. 70, 981]. Во многих других документах двора содержатся прямые обвинения местных властей в том, что они не обеспечивают народу приемлемые условия жизни, а поэтому «люди не могут вытерпеть и дело доходит до бегства и гибели [их]» [23, цз. 197, 2061–2062, цз. 252, 2353].

Масштабы бегства крестьян в первые же годы после воцарения Чжу Ди не могли не тревожить правительство. Оно понимало, что «запустение полей» происходит от того, что люди покидают их, и это ведет к сокращению налоговых поступлений [23, цз. 51, 763]. «Чтобы вносить налоги, народ непременно [должен] обрабатывать землю, когда же [он] забрасывает хозяйство и бежит, налоги не поступают», — констатировалось в императорском манифесте от 2 февраля 1410 г. [23, цз. 99, 1300–1301]. Кроме того, бегство крестьян с земли таило в себе и социальную опасность: оно нарушало столь старательно поддерживаемое статус-кво в деревне, а беглый люд иногда вставал на путь открытого сопротивления властям[43]. Поэтому правительство Чжу Ди с самого начала своего существования пыталось активно бороться с бегством крестьян.

Прежде всего оно стремилось насколько возможно предотвратить бегство. Остались в силе статьи из «Да Мин люй», запрещавшие бегство, возбранявшие принимать и укрывать беглых, грозившие наказанием общинным старостам и местному чиновничеству за неумение удержать людей [14, 97–98]. Но так как это мало помогало, Чжу Ди в начале 1403 г. предложил усилить контроль за неподвижностью сельского населения с помощью специальных эмиссаров. Их роль, однако, должна была быть несколько шире, чем простое предотвращение бегства. Распоряжение императора гласило: «В последнее время… народ бежит и бросает [свое] хозяйство. [Если] сейчас вовремя не успеем заставить его отдать все силы земледелию, то в будущем не избежать [материальных] потерь. Перед грядущей весной следует заранее направить людей для [соответствующего] надзора и понуждения» [23, цз. 15, 287].

Есть свидетельства, что практика направления подобных эмиссаров в районы, где наблюдалось интенсивное бегство крестьян, сохранялась и в последующие годы царствования Чжу Ди [23, цз. 151, 1755–1756].

Стремлением предотвратить бегство вызваны и такие мероприятия, как оказание материальной помощи населению в районах, где усиливается этот процесс, или же отмена дополнительных налогов, которые, по получаемым двором сведениям, служили причиной ухода из хозяйств [23, цз. 15, 269, цз. 43, 688, цз. 166, 1833].