Императорский Китай в начале XV века

Естественно, что при тех расчетах, которые возлагал императорский двор на работу бюрократического аппарата, подобные явления не могли не вызывать недовольства высшей власти. Неудовлетворенность действиями отдельных должностных лиц, целых учреждений и, наконец, чиновничества в целом хорошо прослеживается на примере многих официальных документов, издававшихся от имени императора в первой четверти XV в.

Прежде всего, недовольство двора вызывала та безудержность, с которой чиновные власти эксплуатировали подведомственное им население. Одно из распоряжений императора в июне 1403 г., в частности, гласило: «Прежняя политика [периода] Цзяньвэнь приносила страдания и зло военному и гражданскому люду. Вступив на престол, я сразу же вознамерился дать ему (народу) отдохновение. Но ведающие тем власти не прониклись моими устремлениями и все еще наносят вред [народу] своими бесчинствами» [23, цз. 21, 379]. Далее разъяснялось, что это выражалось в нарушении правил набора людей в солдаты, ограблении населения, самочинном привлечении народа к различным общественным работам и т. д. В феврале следующего года Чжу Ди, обращаясь к чиновникам, писал, что те из них, кто не желает народу добра, идут против его воли [23, цз. 27, 491]. Наконец, в распоряжении по поводу голода и бедствий, обрушившихся на провинцию Хэнань в 1407 г., говорит лось: «Это вина негодяев, назначенных мною (Чжу Ди) на [чиновную] службу» [23, цз. 67, 939]. Подобные примеры можно было бы продолжить.

Беспокойство верховной власти вызывало безразличие местной бюрократии к положению подведомственного ей населения, ее инертность. Это ярко отразилось в короткой, но весьма емкой сентенции из манифеста от 7 февраля 1418 г.: «Ныне вы (чиновники), сидя сложа руки, смотрите на бедность народа, спокойно оставляете [это] без внимания, утаиваете и большое и малое, ни о чем не докладываете двору. [Вероятно], вы не страшитесь [возмездия] духов Неба и Земли!» [23, цз. 196, 2053]. В приведенной цитате обнаруживается еще один мотив, вызывавший резкое осуждение императорского двора, а именно систематическое сокрытие от высших инстанций действительного состояния дел на местах. Подобные мотивы прослеживаются и в других документах. В официальных бумагах констатировалось: «Докладчики сообщают, что в последнее время [погодные сезоны] своевременны, [царит] покой, годы урожайные, народ спокоен и [имеет] все в изобилии. При проверках же обнаруживается, что поля пустеют и порастают бурьяном, народ голодает и [страдает] от холода. Дошло до того, что [двору] не докладывают даже о засухах, наводнениях и саранче!» [23, 139, 1675]. Сетуя на трудности, связанные с попытками обеспечить получение правдивой информации с мест, император писал: «Когда чиновники из провинции прибывают ко двору, я приказываю им докладывать о выгодах и бедствиях народа. Все, как правило, говорят, что поля засеяны, урожай богатый и [люди] в деревнях радостно трудятся. Недавно же стало известно, что голодающие в Шанъси едят кору деревьев, травы и коренья. И никто не доложил об этом!» [23, цз. 136, 1653].

Наконец, в претензиях двора к чиновникам сквозит недовольство их прямым неповиновением. Император признавал: «Некоторые [чиновники], подчиняясь [приказам на словах], нарушают и не соблюдают государственные законы [на деле]» [23, цз. 87, 1151]. В этом плане, по мнению Чжу Ди, оставляла желать лучшего даже работа высших административных органов. В начале 1404 г. он говорил: «В последнее время из шести ведомств [исходит] слишком много [решений], вредных для [дела] политики. Это все следствие неисполнения подчиненными [ведомствам] чиновниками [своих] обязанностей» [23, цз. 26,487].

Отмеченные настойчивые требования двора к бюрократическому аппарату проявлять всяческую заботу о народе и его нуждах диктовались отнюдь не высокоморальными соображениями или же простым стремлением Чжу Ди приблизиться к идеалу «хорошего государя», пропагандируемому конфуцианским учением. Причина такой заботливости была гораздо реальнее. Она вызывалась боязнью, что самоуправство чиновников может вызвать новое крупное восстание народных масс (как и в середине XIV в.). Эти опасения усугублялись теми тяжелыми последствиями, которые имела для значительной части населения война «Цзиннань». Доказательством тому может служить обращенный к гражданским и военным сановникам манифест от 27 мая 1404 г.: «Ныне, хотя в Поднебесной спокойно, народ все еще не пришел в себя и не отдохнул. В округах и уездах [есть] самодуры [чиновники], которые при сборе налогов и отправке [народа] на принудительные работы поступают бесчестно. Простой народ не в силах [вынести это]. [Поэтому] появляется много разбойников и мятежников» [23, цз. 30, 550].