Читаем Императорское королевство. Золотой юноша и его жертвы полностью

И как только он исчез, из дверей грузно вышел начальник тюрьмы, так резко подавшись всем телом вперед, что, казалось, он непременно сейчас плюхнется на живот. Он еще на лестнице услышал шум, мимо прошмыгнул Петкович, а здесь охранники переговариваются с заключенными. Что это опять? Лицо его побагровело, с трудом переводя дыхание, он принялся отчитывать:

— Господа, что вы опять натворили? Это никуда не годится! Извольте все в камеры! — Исключительно строг он сегодня с интеллигенцией. После долгих отлагательств он явился к судебному попечителю с докладом, но не успел и рта открыть, как попечитель сделал ему выговор за крики, которые сегодня утром были даже слышны в Судебном столе. С грехом пополам удалось начальнику тюрьмы объяснить, в чем дело. Ведь он доложил еще вчера, что у Петковича наблюдаются признаки сумасшествия. Ах, да, припомнил попечитель. Об этом ему говорил и доктор Колар. Хорошо, сегодня его отправят, но все равно — больше порядка в тюрьме, больше порядка, начальник! Расстроили начальника эти заслуженные и незаслуженные укоры, и вот под их впечатлением он появился сейчас во дворе тюрьмы. Все заключенные и даже эти господа чересчур пользуются его слабостью и добротой. Они должны уважать его старость, словами он их в этом не мог убедить, попробует делами, пришел он к заключению, опасаясь, однако, что они все-таки его не послушают. — Порядок есть порядок, и его надо соблюдать!

— Как это так, что случилось? — любопытствует Рашула.

Может быть, высказать начальнику тюрьмы свои опасения насчет Рашулы? — колеблется Юришич. Но чем бы он мог доказать? Да и чего бы он добился от этого безвольного человека? Неожиданно Юришичу пришла в голову мысль попросить поместить его вместе с Мутавцем в отдельную камеру. Впрочем, можно не спешить! Юришич вошел в тюремный корпус, пропустив вперед себя Мутавца, которого, что ему показалось очень странным, вел под руку Майдак.

За ним вошли все остальные. С начальником тюрьмы остался только Рашула. И не напрасно: интересуясь сегодняшним рапортом, он узнал, что суд принял предложение Колара об отправке Петковича в сумасшедший дом. В этом, собственно, не было ничего нового, если бы начальник не проболтался и о том, что еще сегодня будет выпущен на свободу доктор Пайзл. Ожидая судебного попечителя, он услышал в соседней комнате разговор об этом. Официально ему еще не сообщили, поэтому надо молчать.

Разумеется, он будет молчать, успокаивает его Рашула. Опустив голову, он внимательно рассматривает носки своих ботинок и наконец идет к тюрьме, но тут же возвращается к дровам и поднимает с земли картинку, оброненную Мутавцем. И с ядовитой усмешкой входит в здание тюрьмы.

Двор опустел. Только каштан одиноко стоит у ворот. Чисто, всюду подметено, потоки солнечного света как будто вымыли все вокруг. Но все же этот двор похож на несмываемое позорное пятно. И на этом пятне появился Наполеон, выбравшийся из-за поленьев, где он скрывался от охранника, который всех, и его тоже, загонял в тюремный корпус. Вот он сел в опилки, роется в них, процеживает сквозь пальцы. Эх, раньше бы вспомнить и кинуть в глаза Мутавцу или Юришичу!

Остановившись у окна, сверху на него смотрит Юришич. Его тревожит, что он не высказал свои сомнения начальнику тюрьмы, а теперь поджидает Рашулу. Зачем? Бессмысленно все это, полагает Юришич, но продолжает, однако, стоять, терзаемый сознанием своего бессилия повлиять на ход событий, кому-то помочь.

А по ступенькам медленно поднимается Рашула. Мысленно перебирает все детали своей затеи с Петковичем и Наполеоном. Действительно, что плохого в том, что коротышка Наполеон мог потерять контроль над собой и ударить топором Мутавца? Хотел этого Рашула, не вышло, но он и не рассчитывал, что выйдет. Зачем об этом жалеть? Ему смешно. Уже другая забота беспокоит его: вероятный успех Розенкранца в деле с Пайзлом. Позволить такое ему, когда сам он потерпел неудачу? Никогда! — он стиснул зубы, зная наперед все, что необходимо сделать для осуществления своей цели. Он как раз дошел до поворота лестницы, когда увидел Юришича. Смотрит ему прямо в глаза.

— Не скрывайте ничего, господин Рашула! — Юришич преградил ему дорогу. — Я, как мне кажется, понял, что Мутавац, особенно после обнаружения этой несчастной книги, встал вам поперек пути. Но запомните, что, кроме ваших прихлебателей, есть здесь и такие, что внимательно следят за всеми вашими махинациями и могут по всем статьям свидетельствовать против вас!

— Ого! — Рашула попытался его обойти, но вынужден был остановиться. — Что, например? Почему вы не изволили сообщить начальнику тюрьмы свои подозрения?

— Это никогда не поздно! — почувствовал себя задетым Юришич. — И не думайте, что вам удастся отделаться шуточками. Мутавца вы хотели безнаказанно убить чужими руками! Вы у меня вырвали топор!

Перейти на страницу:

Все книги серии Классический роман Югославии

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза
Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман