Императрица

В первую очередь мы отправились к герцогу Аламару из клана Синего Ветра. Мужчина шестидесяти трех лет отроду был старожилом столицы. Даже издали было заметно, что ставни его особняка, как и дома моих родителей, были выкрашены в синий, напоминая о том, что род Аламара идет от мага воды.

Карета остановилась перед воротами большого богатого поместья. Сонные лакеи в ливреях мигом проснулись и бросились сопровождать нас. Когда мы входили в этот красивый дом, я ожидала чего угодно — лести, лжи, готова была даже обороняться в случае нападения, но только не картины, которая предстала моим глазам.

В уютной гостиной сидела молодая жена герцога и горько плакала. Увидев нашу компанию, она бросилась к нам, распахнув объятия.

— Сама императрица приехала, когда узнала, что моему Аламарчику плохо! И с волшебным зверем! Как прекрасно! Скорее, скорее. Я провожу вас в его комнату.

Женщина, которая была лет на сорок младше супруга, промокнула веки и потянула нас за собой. Редко в неравном браке можно увидеть искренние слезы. Обычно, когда старый супруг начинает болеть и умирает, молодая жена пускается в пляс. Я не могла вспомнить ее имя, но слышала, что когда-то она тоже окончила школу Танцующих леди и была гордостью директрисы, ведь смогла же убедить супруга назначить себя старшей и остаться единственной женой.

У женщины были собранные в безукоризненную прическу каштановые волосы, теплые карие глаза и добрый взгляд. Когда она распахнула дверь в спальню, в нос ударил едкий запах скорой смерти. Над постелью больного склонился мужчина, в котором я безошибочно узнала лекаря из лазарета.

Хозяин дома выглядел, мягко говоря, чудовищно. Кожа его покрылась струпьями и волдырями, из которых сочился гной. Он тяжело дышал, при каждом вздохе слышался хрип. С трудом узнала в герцоге того полного жизни стареющего франта, которого видела во время приемов во дворце.

Его молодая жена присела возле кровати, взяла изуродованную ладонь и вгляделась в полузакрытые глаза супруга.

— Что это за болезнь? — спросила я, инстинктивно поднося к носу платок.

Сочувствие сочувствием, а заболеть чем-то подобным ой как не хотелось.

— Мы не знаем, ваше высочество, — скорбным тоном сообщил лекарь, — знаем только, что она не заразна. — Украдкой убрала платок, заметив, что Раух сделал то же самое. — Герцогу стало плохо ночью, болезнь распространяется стремительно, и она не похожа ни что, виденное мной ранее. Более того, подобный недуг, насколько мне известно, поразил еще шесть аристократических родов. Больные в основном в летах, но есть и несколько молодых людей, сраженных этой напастью.

Лекарь, весь какой-то серый и неприметный, горел живым интересом к происходящему.

— Выйдите. Все, — вдруг прошептал герцог. — Я хочу поговорить с императрицей.

Просьба немало удивила присутствующих, но его послушались. Лишь Чак-Чо остался рядом со мной.

То, что и герцог назвал меня этим титулом, пугало. Неожиданно для себя почувствовала, что на моих плечах огромная ответственность.

Небо заволокло тучами, заморосил мелкий дождь.

— Это наказание, — проговорил герцог ссохшимися губами. — Я почти год пил зелья, укрепляющие силу и продлевающие молодость. Желал оставаться для жены молодым и сильным… — Понимая, что умирает, Аламар хотел объясниться. — Как только узнал, из чего они сделаны, прекратил их пить. А причину своей болезни понял, когда лекарь назвал имена других слегших. Мы все пили зелья, которые создавались из жизненной силы тех девушек.

— Зачем вы мне это рассказываете?

Умные глаза внимательно смотрели из-под опухших век. Слабый голос звучал тихо, но уверенно:

— Я был на карнавале в тот день, когда ведьма произнесла пророчество о вас. И слышал о том, что случилось вчера в лазарете. Я прошу вас отпустить мне этот грех, потому что уверен: следующую ночь не переживу.

Тавр говорил, что новости разнесутся быстро, но я и не подозревала, что настолько. Если прикованный к постели Аламар узнал о чуде, что я невольно сотворила, то другие аристократы — и не всегда сторонники — тоже в курсе событий. Мне бы выйти из комнаты и понестись во дворец, но Чак-Чо со строгим видом положил на колено лапу, принуждая остаться. Зверь прав, я обязана выслушать старика.

— Говорите, — попросила. — Я не умею отпускать грехи, но уверена, на душе у вас станет легче после исповеди.

Мужчина заговорил, рассказывая о своих самых страшных поступках, о том, как случайно убил человека, будучи еще юношей, как винил себя за женитьбу на столь молодой девушке, за то, что украл у нее юность и не подарил детей. Что не помогал бедным, хотя хвастался своей благотворительной деятельностью. Я слушала и кивала, замечая, что с каждым словом из его глаз уходит боль.

Аламар замолчал, вздохнул облегченно, как во сне, и больше не пошевелился. Я позвала лекаря, хотя уже знала, что он лишь засвидетельствует смерть Аламара. Герцогиня бросилась к нему на шею и тихо заплакала. Раух ожидал меня в дверях. Откланявшись, подошла к советнику и, стоило нам выйти в коридор, тихо попросила: