Императрица и смерть

Она всё же поднялась, хоть слабость во всём теле и шептала об обратном, одёрнула мантию. Они с Мэрсайл оказались одного роста. Странно, Орлана раньше не обращала внимания на её рост. У них с Мэрсайл оказались похожего цвета, коротко обрезанные волосы. Странно, Орлане почему-то казалось раньше... она никак не могла вспомнить, что именно ей казалось. Только глаза у Мэрсайл были другие - цвета вылинявшего платья.

- Так нужно, - усмехнулась служанка, поправляя брошь на мантии императрицы - серебряная птица летела наискось, к окну.

Из тумана торчали чёрные остовы деревьев.

- Знаешь, ты как-то бледно выглядишь, - посетовал Адальберто, наворачивая круги по обеденной зале, за окном которой вставал туман.- И что ночью было? Почему меня никто не разбудил?

Луксор молчаливо бултыхал чаем в своей чашке, Орлана сидела, напряжённо распрямив спину и спрятав дрожащие руки на коленях. Внутри было пусто и гулко, там гулял ветер с Сантарина.

- И ты опять ничего не ешь. - Адальберто подскочил к ней со спины и упёрся руками в стол так, что Орлана волей неволей оказалась в плену этих рук.

Он смотрел на её нетронутый уголок пирога на блюдце исподлобья, как будто поверх узких прямоугольных очков. Орлане захотелось поправить его несуществующие очки - подтолкнуть их на нос повыше.

- Дорогая, ты в обморок хочешь?

- Очень, - выдавила из себя Орлана, превознемогая тошноту.

- Скоро будет, - пообещал Адальберто и с размаху опустился на стул слева. - Ешь давай.

Он скрестил руки на столе и принялся внимательно за ней наблюдать. Треугольник пирога на блюдечке подёрнулся серым туманом. Орлана прикрыла глаза.

- Мне не очень хорошо, - призналась она наконец. Дёрнула рукой, будто не решаясь, но забросила глупые мысли и прикоснулась ко лбу - к точке между бровями.

- Это я уже заметил, - горестно вздохнул целитель. - Иди приляг тогда.

Орлана сглотнула. Больно, как будто туман потёк в горло.

- Не могу. У меня скоро Совет.

- Ничего, без твоего величества разберутся. Давай. - Адальберто даже привстал от усердных уговоров, но Орлана не шевельнулась. Он раздосадовано хлопнул ладонью по столу, и зазвенела тонкая серебряная ложечка, прислонённая к блюдцу. - Ну скажи хоть ты ей!

Луксор поднял на них обоих глаза, и стало видно, что стайка горьких морщинок слетелась на его лоб.

- Любимая...

Она встала. В ушах тут же поднялся такой шум, будто этот осенний ветер трепал сразу все Альмарейнские деревья. Орлана поняла, что падает, но остановить падение уже не смогла. Холодный мрамор запахом хризантем ткнулся ей в лицо. Рядом заскрипели ножки стула - к ней бросился Луксор.

- Орланенька! Родная... - Он коснулся её щеки, и она открыла глаза. Перед ними плёлся множеством кос серый похоронный туман.

Тут же, охая и вздыхая, опустился на колени Адальберто. Он взял её за запястье и, пока Орлана облизывала пересохшие губы, сосредоточенно считал пульс.

- Ну вот, я же говорил, - торжественно изрёк он. - Не будешь есть - свалишься. Вставай, всё с тобой будет нормально.

Опираясь рукой в вымытый мрамор, Орлана чуть повернула голову - на большее её сил не хватило. Луксор смотрел с болью, Адальберто не смотрел вовсе, он разбирал невидимые другим её жизненные линии.

- Вставай, вставай, ничего страшного, - удовлетворённо кивнул он. - Наверное, давление прыгнуло. Иди, правда, приляг.

- Шутишь, что ли? - Она услышала свой голос будто со стороны - сдавленный, хриплый.

Зашлось болью сердце. Орлана снова ткнулась лбом в мрамор, и, хоть его холод не остудил боль, она смогла вдохнуть.

- Что... это такое? - Она сжала пальцы Луксора так, как будто хотела их переломать.

- Переверни её на спину, - услышала она сверху бесцветный голос Адальберто.

Луксор осторожно освободил руку из Орланиных пальцев и взял её за плечи. Глядя в высокий потолок, она чувствовала, как отступает боль. Адальберто снял с её лица маску, и Орлана ощутила, как по вискам катятся слёзы. Целитель тяжело выдохнул и упёрся руками в колени.

С полминуты никто из них троих не решался вымолвить страшное предположение.

- С отцом было так же, да? - первой осмелилась Орлана. Она пыталась отдышаться, и голос по-прежнему сипел.

- Нужно тебя в постель, - выдал Адальберто, пряча глаза.

На мраморе вместе с её разметавшейся чёрной мантией лежали отблески бледного рассвета.

Она чувствовала, как боль возвращается, откладывала солнечное перо и пережидала. Так страшно, как в первый раз, больше не было. Орлана выводила по слову, прикрывала глаза, и в страшной темноте вокруг шумел Альмарейнский лес. Когда усталость становилась сильнее её, она откидывалась на подушки, придерживала лист бумаги и перо, чтобы не столкнуть их случайно на пол, и сжимала зубы.

Орлана возвращалась к своему письму снова и снова, и время тянулось рядом с ней высохшей, шершавой змеиной шкуркой - тяжело и долго. Наконец настал черёд росписи - красивую, как у отца, Орлана так и не успела заиметь.