«Вся мамина квартира пропахла луком, так что Ники даже осведомился: “Чего это так в глаза стреляет?” Но когда он увидел, как обыкновенное белое яйцо, опущенное в миску, делается сначала бурым, а потом – красным, удивлению его не было границ. Аннушка, добрая девка, снизошла к нашим мольбам, засучила нам троим рукава, завесила грудь каждому какими-то старыми фартуками и научила искусству краски. И когда изумленный Ники увидел, как опущенное им в миску яичко выкрасилось, он покраснел от радости и изумления и воскликнул: “Это я подарю мамочке!”
…Во время христосования отец Ники вдруг потянул носом и спросил: “Что-то ты, брат, луком пахнешь, а?” И тут заметил его неоттертые руки. “А ну ты, Жорж? Ты, Володя?” Понюхал всех. От всех несло луком. “В чем дело?” Мать со слезами объяснила происшествие. Александр Александрович расхохотался на весь дворец. “Так вы малярами стали? Молодцы! А где же ваша работа?” Мы бросились в опочивальню и принесли свои узелки. “Вот это папе, это маме, это – дедушке”. Александр Александрович развел руками. “Вот это – молодцы, это – молодцы! Хвалю. Лучше всякого завода. Кто научил?” – “Аннушка”. – “Шаль Аннушке! И пятьдесят рублей денег. А вам по двугривенному. Сколько лет живу на свете – не знал, что из лука можно гнать краску!” И через несколько минут после его ухода нам принесли по новенькому двугривенному».
Начиная с Вербного воскресенья дети посещали церковь утром и вечером. Некоторое послабление дисциплины приносила Великая суббота. Заутреня, торжественная субботняя служба, являлась наиболее важной. Все присутствовавшие на ней были одеты как для важного дворцового приема. Служба длилась в течение трех часов.
«Я не помню, чтобы мы чувствовали усталость, зато хорошо помню, с каким нетерпением мы ждали, затаив дыхание, первый торжествующий возглас “Христос Воскресе”, который затем подхватывали императорские хоры…
После возгласа “Христос Воскресе!”, на который присутствующие отвечали “Воистину Воскресе!”, разом исчезали заботы и тревоги, разочарования и беды. У всех стоящих в храме – в руках зажженные свечи. Всех охватывает радостное чувство. Долгий пост окончен, и царские дети бегут в банкетный зал, где ждут их всякие вкусные вещи, к которым им запрещено было притрагиваться с самой Масленицы. Начинается разговенье. По пути мы ежеминутно останавливались, чтобы похристосоваться с дворецкими, лакеями, солдатами, служанками и всеми, кто нам встречался», – вспоминала Ольга Александровна.
Александр III в своих письмах жене всегда делился своими впечатлениями от церковных служб. Особенно нравились ему пасхальные службы.
Светлое Христово Воскресенье было тяжелым трудовым днем для императора и императрицы и всей царской семьи. С утра в одном из самых прекрасных залов Большого Гатчинского дворца устраивался большой прием. К императору и императрице длинной вереницей подходили для христосования все обитатели Гатчинского дворца, и каждый получал свое пасхальное яйцо, изготовленное из фарфора, малахита или яшмы. Как правило, христосование продолжалось несколько дней, в нем принимали участие дворцовая комнатная прислуга, камер– и гоф-фурьеры, скороходы, «арабы», чины императорской охоты и конюшенного ведомства, городовые, ловчие, сторожа, садовники, матросы и многие другие. Царские дети охотно христосовались со всеми. «Особенно, – вспоминала великая княгиня Ольга Александровна, – мне нравилось стоять рядом с Папа́ когда наступала очередь христосоваться с детьми – певчими из церковного хора. Некоторые из них были совсем крошками, и лакеям приходилось их поднимать и ставить на стул. Не мог же мой отец наклоняться по нескольку раз в минуту, чтобы поцеловать малышей».