Императрица Ольга

– Федор Васильевич, – устало сказал тогда я, – а вы точно уверены, что вам нужны эти знания и что вы готовы поклясться спасением души, что никогда и ни перед кем не разгласите того, что вам тут будет сказано? Не одни вы ломаете голову над этим вопросом. Тем же самым озадачены и те, кто ни при каких обстоятельствах не будет желать России добра. К тому же это страшная информация, которая может вас сильно огорчить и опечалить. Во многих знаниях многие печали, и это вам, как православному человеку, должно быть известно не хуже чем мне.

– Я точно уверен, – отчеканил Дубасов, – что выполнение поручения, данного мне государем-императором, возможно только на условиях полной откровенности. В противном случае я сейчас возвращаюсь во дворец и заявляю, что по причине своей полной неосведомленности об истинной подоплеке дела отказываюсь от данного мне поручения, и если это потребуется, попрошу принять мою отставку.

– Даже так, Федор Васильевич?! – хмыкнул я. – Ну что же, вы, можно сказать, сами напросились…

С этими словами я протянул адмиралу Дубасову свое служебное удостоверение. Не нынешнее, из 1904 года, где я был замначальником СИБ, а то, из прошлой жизни, в две тысячи семнадцатом году выданное мне при назначении на «Николай Вилков» начальником особого отдела. С минуту адмирал ошарашено пялился в корочки, потом поднял на меня очумелый взгляд.

– Так, значит, вы… – только и смог вымолвить он.

– Да, Федор Васильевич, – подтвердил я, – вы все правильно поняли – все мы, выигравшие для вас войну с японцами, родом из двадцать первого века. Уж больно противно было наблюдать, как вы, русские, с треском проигрываете войну каким-то японцам, которые только что вылезли из феодализма. Отсюда и наше знание того, «что, куда и сколько», а также мощь оружия, позволившая двум крейсерам пустить на дно целую японскую эскадру. И учтите – обратившись к вам по вопросу подавления возможного мятежа, государь-император проявил определенное доверие, ибо репутация ваша до самой смерти осталась незапятнанной. Цените, не каждый может похвастаться подобным фактом своей биографии, многие, сейчас еще совсем безгрешные, в будущем так извалялись в дерьме с ног до головы, что буквально клейма ставить негде.

– Да уж, – сказал Дубасов, – даже голова кругом идет. Умеете вы, господин Мартынов, ошарашить человека. Присесть бы сейчас…

Тут я, честно сказать, слегка струхнул. А ну как адмирал, который, несмотря на свой бравый вид, далеко уже не молод, преставится сейчас от волнения – и все тогда, пишите письма…

– Да вон, Федор Васильевич, – сказал я, – беседочка со скамеечками. Пойдемте, присядем, а то ведь в народе говорят, что в ногах правды нет.

До беседки адмирал дошел почти сам, там присел на скамейку и первым делом уставился на меня проницательным взглядом светлых глаз.

– Простите, господин Мартынов, – сказал он, – запамятовал, как вас там государь-император представлял по имени-отчеству?

– Евгений Петрович, – подсказал я.

– Так вот, Евгений Петрович, – вздохнул Дубасов, – обратил я внимание на одну вещь. Печать у вас в документах русская, с двуглавым орлом, и это факт. Да только что это за государство такое – Российская Федерация, почему не империя, и почему вы там в погонах поручика, а тут уже капитан?

– На второй вопрос ответить проще, – сказал я, – капитаном меня поздравил уже здесь государь-император Николай Александрович, за верную службу Империи и умелую борьбу с бомбистами-террористами. Перед ответом на первый вопрос должен напомнить, что во многих знаниях многие печали, и что вы сами должны решить, нужен вам на самом деле ответ на этот вопрос или вы предпочтете оставить все так как есть, пребывая в неведении…

– Да нет уж, – сказал Дубасов, – говорите. Я уж и сам догадываюсь – в чем дело, да только хочу услышать ответ от вас.

– Да, – сказал я, – вы совершенно правы – там, в двадцать первом веке, Российской Империи больше нет. Она умерла еще за сто лет до нашего отбытия сюда, и одной из причин ее гибели была проигранная война с Японией. Другая причина ее гибели самоликвидировалась при первом нашем появлении в Царском селе…

– Евгений Петрович, – прервал меня Дубасов, – говоря так, вы имеете в виду покойную императрицу Александру Федоровну?

– В общем да, – ответил я, – хотя, если говорить по большому счету, не только ее. Она была всего лишь узловой точкой, концентратором напряжений, с которого началось разрушение государственного механизма.

– А что такое концентратор напряжений, – с интересом спросил Дубасов, – впервые слышу такое выражение.