Императрица Соли и Жребия

Что-то почти зловещее чувствовалось в этих вещицах и паломническом маршруте, и Тии, закончив их опись, отложили кисть. У этих фигурок был еще какой-то смысл, помимо первоначального. Благодатный Жребий казался местом, созданным из преданий и замыслов, заговоров и ярости.

Наконец Тии сгребли фигурки в горсть и отправились на поиски Крольчихи.

В конце концов они нашли ее на берегу. На глазах у Тии Крольчиха наклонилась, подобрала камешек, внимательно осмотрела его и метнула в озеро. Попробовала еще дважды, оба раза недовольно скривилась, потом пожала плечами.

– Сукай умел бросать их так, что они подскакивали на воде четыре и даже пять или шесть раз. А я этому фокусу так и не научилась.

– Пожалуй, будет лучше немного подкручивать камень и посылать его вперед, а не вверх. Вы расскажете мне об этих вещах?

Увидев в руках у Тии фигурки, Крольчиха ничуть не удивилась. И не забрала их у служителя, а покопалась в них одним пальцем, как ребенок, выбирающий любимые орешки из смеси.

– Ну, вот эта – из святилища Танцующей Девы. Она уже не богиня, слишком мало кто ей поклоняется, но в те времена она была в силе. Во всяком случае, девочки, осиротевшие во время войны на дальнем западе, знали, где найдут приют. А вот эта – из обители в Бангале, монахи и монахини которой уверяют, что боевым искусствам научились у кролика. Я никогда не видела, чтобы кто-нибудь двигался так стремительно, как одна бангальская монахиня, которая показала нам, что способна на одном дыхании нанести шесть ударов ногой, подбрасывая каждым обрубок дерева высоко в воздух.

Она помолчала, проницательно глядя на Тии.

– Но вам не интересны рассказы о путешествиях.

– Мне интересно все, и, думаю, для начала сгодятся и путешествия. Если вы готовы говорить, бабушка, то я буду слушать.

Крольчиха вздохнула, и Тии вспомнились феи, которые могли выполнить любую просьбу, если только обратиться к ним с правильными словами. Помедлив немного, Тии присели рядом с Крольчихой на берегу. Днем водная гладь здесь была прозрачной, дымчато-зеленой, прекрасной и ничем не примечательной, как в любом другом озере. Лишь с наступлением ночной темноты открывалась истина.

Паломничество Инъё стало событием, подготовка к которому заняла у нас почти два года. Этот поступок, вероятно, более соответствовал аньскому духу, чем любой другой поступок императрицы. Многие в столице наверняка вздохнули с облегчением, узнав, что чужестранка приспосабливается к их обычаям, однако Левый министр не был в их числе.

Он появился в Благодатном Жребии однажды осенним днем настолько внезапно, насколько способен путешествовать незамеченным чиновник его ранга. Не пытаясь оправдать свое появление какими-либо предлогами, он прибыл в сопровождении личной охраны и без особых церемоний потребовал принять его.

– Ваше стремление пойти по стопам самых праведных из нас похвально, но вам, возможно, разумнее было бы остаться дома.

Инъё смотрела на него сквозь бисерную занавеску, отделяющую ее кресло на постаменте от остального зала. В тот день она казалась воплощением аньской императрицы в изгнании, но я видела, что Левому министру этот прием пришелся так же не по вкусу, как и все прочие.

– И почему же мне следует остаться дома? Дороги слишком опасны, чтобы путешествовать в паланкине? В столице волнения?

– Разумеется, нет. Император правит землями Ань по воле самих великих богов, в его владениях нет никаких беспорядков.

– Тогда почему бы мне не посетить священные места моей новой родины, как делали до меня императрица Ланьти и императрица Дунянь?

Она назвала имена двух прародительниц тогдашнего императора, известных своей набожностью и кротостью, и Левый министр недовольно поджал губы.

– Прошу прощения, моя императрица, но обе они происходили из аньской знати. Империя воспринимает вас не так, как этих императриц.

Инъё молчала за своей завесой. Сидя в незаметном углу, я уловила легчайшее движение ее руки, сжавшейся на пышных шелковых одеяниях, в которые я облачила ее тем утром.

– Ань теперь мой дом, министр. Если его народ разорвет меня в клочки, значит, полагаю, я ошиблась, доверившись этой стране и защите императора.

Левый министр не мог с ней спорить. Мог запугивать и третировать, мог намекать и даже откровенно лгать, но, так или иначе, она была императрицей, почти божеством, а он – всего лишь человеком. Я видела, как он размышляет, не вызвать ли стражу и не оцепить ли весь Благодатный Жребий, гадает, дорого ли это ему обойдется и сумеет ли он настоять на своем решении на основании одних только своих смутных подозрений насчет императрицы-чужестранки.

В конце концов он, видимо, рассудил, что лучше ему направить внимание на что-нибудь другое. Еще несколько раз высказав опасения, что Инъё сочтет этот путь слишком утомительным и рискованным, министр поднялся, чтобы уйти. При этом он бросил взгляд в ту сторону, где стояли на коленях присутствующие домочадцы, и заметил среди них Сукая.

– Кажется, я тебя знаю, – верно, прорицатель?

– Истинная правда, мой господин. Последние несколько лет я неоднократно делал предсказания по воле императрицы.