Императрицы

У двери и точно стоял тот поляк, который ее взволновал. Маргарита Сергеевна попятилась назад, и поляк вошел за нею в горницу. Он был высок, красив и строен. В его взгляде была смелость, а красота и смелость всегда внушают доверие и подкупают женское сердце. Он вошел, притом как человек, имеющий право войти так просто ночью, как облеченный некою властью и как человек, хотящий что-то дать. Он скинул свою широкополую шляпу и приветствовал Маргариту Сергеевну низким поклоном, взмахнув как-то уж слишком вычурно шляпой.

Маргарита Сергеевна отошла к столу, поставила свечу и, опершись концами пальцев о стол, внимательно всматривалась в лицо незнакомца. Босая, простоволосая, в одной рубашке, Каролина заперла дверь, незнакомец сделал два широких шага в комнату и еще раз низко поклонился королевским поклоном.

— Hex, пани выбачит, что я так поздно и несподевание прихожу, — сказал он негромким голосом, четко выговаривая слова и мешая русскую речь с польской. — Надзвычайне важныя околичности, здумеваёнцэ документа, которые нашел я здесь в Килю в архивум ксенжя голштынского змусили мне прийти и ставиться до пани для тайных и бардзо важных разговоров.

Если бы Маргарита Сергеевна была только дочерью полковника Ранцева, строго воспитанною отцом и матерью, дочерью безродного петровского дворянина, солдата Петра Великого — она указала бы на дверь поляку и сказала бы, что никакие документы, как бы потрясающи они ни были, ее не касаются, но Маргарита Сергеевна была той Ритой, которая искусной политической игрой в дни своей юности способствовала воцарению императрицы Елизаветы Петровны, и теперь не могла она отказаться от некоего знания, от проникновения в какую-то тайну. Любопытство и желание быть полезной молодой императрице, которой она была беспредельно, по-солдатски предана, заставили ее сделать пригласительный жест и показать на кресло у стола. Поздний приход поляка ее не смущал. Явился же к ней однажды ночью маркиз Шетарди, чтобы уговорить ее поехать в Гостилицы за цесаревной Елизаветой Петровной, а была она тогда совсем юной девушкой[53]. Поляк не замедлил воспользоваться приглашением Маргариты Сергеевны. Он дождался, когда та села в свое кресло, и сел сам. Он достал из-за пазухи большой сафьяновый портфель и положил его перед собою.

— Я имею правдивые документы и доводы, что одна из воспитываемых паньо паненок есть дочь императрицы Российской Елизаветы Петровны и поэтому она есть истинная, настоящая и правовитая наследница Российского трона, — начал поляк, похлопывая ладонью по портфелю.

— Простите, — серьезно и тихо отвечала Маргарита Сергеевна. — Вы ошибаетесь. Обе мои воспитанницы мне прекрасно известны, и я доподлинно знаю, что они никак не могут быть дочерьми покойной государыни, которая, к слову сказать, как мне о том прекрасно известно, детей вовсе не имела. Елизавете Петровне наследовал ее племянник, сын родной ее сестры Анны, — Петр III Федорович, и когда он от внезапной болезни, после своего отречения волею Божьей преставился, то натурально на престол Российский вступила его супруга, императрица Екатерина Алексеевна.

— О!.. Так… То мне известно… Мне досконале известно и еще… Много ж больше того, что пани знает. Извольте мне выслушать.

— Я вас слушаю.

— Когда старшая дочь Петра Великого ксенжичка Анна вышла замонж за ксеньжя Карла Фредерика Голштынского, она подписала, что отрекается от Русского престола за себя и за все свое потомство, и через это, смею твердить, пани, что Пиотр Федорович никаким способом не мог быть сукцессором своей тетки. Тем бардзей Иператрица Екатерина Алексеевна не может быть считаема за правовитую цесаржову.

— Вы ошибаетесь, сударь, — сказала Маргарита Сергеевна. Она очень волновалась. Какие документы могли быть у этого поляка? Как раздобыть все нужное и полезное для государыни и сообщить об опасности, ей угрожающей? — Вы ошибаетесь… Император Петр Великий за три года до своей смерти издал закон, предоставляющий царствующему государю право по своему усмотрению назначать себе достойного преемника.

— Но император Пиотр не выповедял своей остатней воли.

— Совершенно верно. Язык ему уже не повиновался. Он потребовал себе доску и на ней успел начертать только два слова, «отдайте все…» — и умер. От этого на двадцать лет в России не было точности в престолонаследии.

Поляк нетерпеливо Маргариту Сергеевну слушал. Его глаза заблестели, он раскрыл портфель и вынул из него бумагу и, развертывая ее, торжественно сказал:

— Проше, бардзо… Что укрыто пред пани, известно мне. — Это значит — тестамент цесаржа Пиотра I.

Маргарита Сергеевна быстро взглянула на лист пергамента. На нем было крупно написано:

«Derniere volonte’ de Pierre le Grand, Empereur de toute la Russie»[54].

— Позвольте спросить вас, кто вы такой, что можете обладать бумагами толикой важности?..