Имперец. Земли Итреи

Теперь перед нами стояло шесть человек. Из троих мальчишек, что сидели в повозке, двое красовались ссадинами и фингалами. У одного под правым глазом, у другого под левым.

— За кого из вас заплатили половину?

Ответа Фатия не получила. Покосившись на меня, приказала:

— Покажи им, кого здесь нужно бояться. Без крови!

Мальчишки побледнели так, что я решил было, сейчас грохнутся на землю. Но нет. Устояли.

Всё это напомнило мне мой приезд в Первый пояс, события у костра на стоянке. Не тем, что сейчас происходило, такого в моей жизни не было. А тем, как они выглядели. Обычные мальчишки, которым только-только пришло время начать своё Возвышение. Которые ещё ничего не видели в жизни, ничего ещё толком не понимали.

И скажи, что передо мной сектанты. Над ними даже нет печатей. Разве что одеты они не так, как одевались в моей деревне. Вместо кожи или грубых дерюг штаны и рубахи из приличного полотна.

Вздохнув, я коснулся кисета, спустя мгновение в моей руке возник Крушитель.

Я негромко спросил:

— Кого нужно больше бояться сейчас? Какого-то старшего ученика внешнего двора или дочь главы секты? Одно её слово и я отрублю вам руки, чтобы узнать правду.

Тот, у кого был подбит левый глаз, срывающимся голосом, косясь на медленно скользящий перед ними Крушитель, признался:

— З-за меня. Он сказал, я больно тощий и точно не пройду экзамен, что он лишь из милости берёт меня.

Фатия процедила:

— Ясно.

Литий затараторил:

— Госпожа, госпожа, но ведь...

— Заткнись.

Он сжался, вогнул голову в плечи. Фатия же громко объявила:

— Секта Сапфирных Тритонов установила неизменной плату за соискателя. И никто, чьим бы именем он ни прикрывался, что бы ни говорил, не может отменить слов главы секты. Литий виновен в очернении имени главы. Атрий, уничтожь его Возвышение.

Я не сразу понял, что последняя фраза относится ко мне. Это я Атрий и это мне нужно уничтожить Возвышение этого Лития. Только неясно, что она хочет от меня? Чтобы я ранил его в средоточие?

Фатия покосилась на меня, махнула рукой:

— Стой, слуга. В качестве последней милости я накажу его сама.

— Госпожа, нет!

Литий вздрагивает, пятится, но Фатия уже вскидывает ладонь, перед которой вспыхивает обращение, и он замирает на половине шага.

Я знаю эту технику, я получил её от Фатии — это подобие Длани Наказания Ордена.

Литий стоит, застыв как статуя, а Фатия уже рядом, хватает его за плечи. Всё, что я вижу, это как она озаряется сиянием духовной силы и стихии, которые выплёскиваются из неё.

Вдох, второй, третий. Литий захлёбывается воплем, хрипит.

Фатия делает шаг назад, брезгливо отирает руки. Ещё три вдоха и её техника заканчивает действовать, Литий падает на дорогу, возится в пыли, не в силах подняться.

А я с изумлением вижу, как его и без того малая глубина Возвышения на глазах мелеет, иссыхает. Вдох, второй, третий, пятый и всё, что я могу ему дать — это Закалка. Она что, своей силой выжгла ему средоточие? Вот так просто? За несколько мгновений?

Фатия швыряет кошель тому рыбаку, что до этого всё время молчал, но стоял плечо к плечу с обманутым товарищем:

— Это тебе плата за то, что ты станешь возницей и доставишь этих трёх соискателей на внешний двор секты.

Рыбак охает:

— Госпожа, но я же... — осекается под её взглядом, кивает. — Пон-нял, госпожа.

— Теперь ты. Держи, — в руки второго, обманутого рыбака, падает пять камней. — Это вторая часть платы за твоего сына. Возвращайся домой и расскажи, что секта платит справедливо. Понятно? — вниз упали ещё пять камней. — Это плата за неприятности, которые доставил тебе нарушивший правила бывший внешний ученик секты.

Рыбак сглотнул:

— Благодарю, госпожа! На каждом перекрёстке буду рассказывать о вашей справедливости.

Фатия напомнила:

— И том, что секта платит справедливо, — обвела взглядом толпу, что всё так же жалась на обочине дороги. — Как и все вы расскажете своим знакомым.

Ответом ей стал хор голосов:

— Да, госпожа. Конечно, госпожа.

Когда и толпа, и повозка, и рыдающий в пыли Литий остались позади, я спросил:

— Почему ты не поручила тому рыбаку, что уже отдал сына, стать возницей? У него появилась бы возможность повидаться с ним.

Фатия поморщилась:

— Ни к чему это. Большая часть тех, кто чего-то добивается в секте и так связывается с родными. Но, как ты думаешь, сколько, вообще, остаются живыми к концу экзамена и получают право попытаться стать учениками нашей секты?

Я прищурился. Смертельный экзамен? Я-то считал, что это вроде нашего поднятия тяжестей, чтобы доказать своё Возвышение.

— И сколько?

— Меньше половины.

Не зная, что сказать, я прочистил горло:

— Кх-м! — спохватившись, уточнил. — А сколько, вообще, становятся внешними учениками?

— Обычно пять-шесть из ста. В конце каждого года проходит ещё один экзамен, отсеивающий иногда до трёх четвертей претендентов. Кто выживает, тот может попытаться пройти его ещё раз в следующем году.

Я покачал головой. Очень. Очень и очень сурово. Это словно мы приехали в Арройо на экзамен из своих деревень, а нам предложили... Что у нас может стать настолько смертельным экзаменом? Участие в охоте на Монстра?

Да. Самое оно.