Империй. Люструм. Диктатор

Вспоминаются и иные назидания, притязавшие на глубокомыслие: «Кругом обман, ловушки и предательство. Всегда следуй словам Эпихарма[33]: „Не доверяй бездумно“, это основа мудрости… Позаботься о том, чтобы все видели, сколько у тебя самых разных друзей… Я очень желал бы, чтобы во всякое время ты непременно был окружен толпой. Если тебя попросят что-либо сделать, не отказывайся, даже если это тебе не под силу… Наконец, позаботься о том, чтобы твои выступления перед выборами были хорошо выстроенными, блестящими, доступными народу; и если можно это устроить, пускай громкие слухи о преступлениях, страстях и продажности твоих соперников».

Квинт очень гордился своим руководством и много лет спустя даже опубликовал его, к вящему ужасу Цицерона, считавшего, что умение вершить государственные дела, как и любое подлинное искусство, тем действеннее, чем лучше скрыты все его хитрости.

Весной Теренция праздновала свое тридцатилетие, и Цицерон устроил в ее честь ужин для близких друзей. Пришли Квинт с Помпонией, Фруги с родителями, а также вечно суетливый Сервий Сульпиций с женой Постумией, неожиданно оказавшейся хорошенькой. Должно быть, приходили и другие, но поток времени вымыл их имена из моей памяти. Надсмотрщик Эрос собрал на короткое время слуг, чтобы мы пожелали своей госпоже всего наилучшего, и я до сих пор помню свои размышления о том, что я никогда еще не видел Теренцию такой привлекательной и веселой. Ее темные волосы, короткие и кудрявые, блестели, глаза были на редкость ясными, и даже тело, всегда костлявое, казалось, стало полнее и мягче. Своими наблюдениями я поделился со служанкой, после того как хозяин и хозяйка повели гостей ужинать. Та огляделась по сторонам, желая удостовериться, что нас никто не подслушивает, и, соединив ладони, описала ими дугу вокруг своего живота. Поначалу до меня не дошел смысл этого, и она засмеялась моей непонятливости. Лишь когда служанка побежала обратно вверх по лестнице, я понял, как был глуп, — и не я один. Обычный муж давно заметил бы эти красноречивые перемены в жене, но Цицерон всегда вставал вместе с солнцем и ложился спать лишь с наступлением тьмы. Удивительно, что у него оставалось время на исполнение супружеских обязанностей. Как бы то ни было, когда ужин был в разгаре, послышался громкий крик удивления, сменившийся рукоплесканиями: Теренция воспользовалась торжественным случаем, чтобы объявить о своей беременности.

Позже в тот вечер Цицерон вошел в комнату для занятий, широко улыбаясь. На мои поздравления он ответил кивком.

— Она уверена, что будет мальчик. Должно быть, об этом ее оповестила богиня, дав особый знак, ведомый только женщинам. — Он потер руки в предвкушении, все еще не в силах согнать улыбку с лица. — Да будет тебе известно, Тирон, появление ребенка в год выборов будет как нельзя кстати. Это свидетельство того, что кандидат — мужчина в силе, а также примерный семьянин. Поговори с Квинтом о том, когда ребенок примет участие в подготовке к выборам. — Цицерон ткнул пальцем в сторону моей восковой таблички. — Да шучу я, шучу, глупец! — рассмеялся он, видя мое обескураженное лицо, и сделал вид, что хочет дернуть меня за ухо.

Неясно, впрочем, к кому относилось это слово — ко мне или к нему самому. Я до сих пор не знаю наверняка, шутил он или нет.

С той поры Теренция стала гораздо строже в отправлении религиозных обрядов и на следующий день после своего дня рождения заставила Цицерона сопровождать ее в храм Юноны на Капитолийском холме. Жрецу она передала барашка, благодаря богиню за свою беременность и свой счастливый брак. Цицерон охотно повиновался ей, поскольку был полон искренней радости по случаю предстоящего рождения еще одного ребенка, и к тому же он знал, как ценят избиратели прилюдную набожность.

Теперь же, к сожалению, я вынужден вернуться к нашему разраставшемуся нарыву — Сергию Катилине.

Через несколько недель после того, как Цицерона вызвал к себе Метелл Пий, состоялись консульские выборы. Но победители для достижения успеха настолько широко использовали подкуп, что итоги быстро объявили недействительными, и в октябре состоялось новое голосование. По этому случаю Катилина внес в списки соискателей свое имя. Но ему тут же преградил путь Пий — для старого солдата это был, наверное, последний бой. Сенат постановил, что избираться смогут лишь те, чьи имена значились в первоначальном списке. Это вызвало у Катилины очередной припадок бешенства, и он начал бродить по форуму вместе со своими друзьями-злодеями, бросаясь всевозможными угрозами. Сенат воспринял их вполне серьезно и решил дать консулам вооруженную охрану. Вряд ли стоит удивляться тому, что никто не брал на себя смелость выступить от имени африканцев в суде по вымогательствам. Я предложил Цицерону взять на себя это дело: такой шаг понравился бы народу. Низложил же он когда-то Верреса, став после этого самым известным защитником в мире. Однако Цицерон покачал головой: