Это общество так и могло бы остаться одной из русских благотворительных организаций без всяких политических поползновений, не окажись у него могущественного покровителя, а именно самодержца всероссийского, императора Николая II.
Царь, правда, сам открыто не выступал с его поддержкой, справедливо опасаясь собственного правительства, но тихой сапой повел свою партизанскую, пока еще холодную войну за «Червонную Русь». Причем вовлеченность царя в этот проект «национального сентиментализма»[118]
началась и разрослась на базе его пристального внимания к росту русской епархии в Америке за счет русинов, бывших униатов.«Высочайший подарок». Из Юбилейного сборника в память 150-летия Русской Православной Церкви в Северной Америке. Том первый. Нью-Йорк, 1944.
Русско-американский «Православный вестник» печатал материалы о неусыпном интересе российского императорского дома к американской епархии, печатал телеграммы
В 1899 году царь Николай пожертвовал из личных средств 5 тыс. долларов на американскую миссию, а в следующем году еще 5 тыс. на постройку Никольского собора в Нью-Йорке. Кроме того, по высочайшему распоряжению в день Благовещения на постройку Никольского собора в Нью-Йорке был произведен сбор средств по всем церквам Российской империи. В общей сложности было собрано 60 тыс. рублей. В том же году царь пожертвовал еще 5 тыс. рублей из личных средств на постройку собора в Чикаго и 2 тыс. – на церковь в Питтсбурге.[119]
В 1908 году царь подарил еще 5 тыс. на русский иммигрантский дом в Нью-Йорке.[120] Надо отметить, что царь совсем не любил сорить деньгами. Знавший его лично в ставке адмирал Бубнов свидетельствовал, что «Государь не был подвержен никаким страстям и излишествам; стол у него был совсем простой… из игр любил он лишь домино и трик-трак, а в карты не играл».[121]А протопресвитер армии и флота Георгий Шавельский даже говорит о крайней бережливости царя, экономившего в затратах и на собственную семью, которую безумно любил. Шавельский иллюстрирует это свидетельством военного министра Редигера. Военный министр как-то рассказывал Шавельскому, что, «ожидая в Царском Селе царя, задержавшегося на прогулке, он увидел Николая II с пятью девочками. Зная, что у царя только четыре дочери, Редигер не удержался и спросил царя, что это за маленькая девочка, которую он вел за руку. – «Ах, это Алексей Николаевич, – смеясь, сказал царь. – Он донашивает платья своих сестер. Бот вы и приняли его за девочку».[122]Поэтому поддержка американской епархии из личных средств на внушительные по тем временам суммы свидетельствует об исключительной заботе Государя об американской миссии и жертвенном участии в ней. Конечно же, помощь царя не выходила за рамки религиозной благотворительности или же миссионерского рвения. Однако параллельно этому растущий интерес России к галицийским «проблемам» и мост между прикарпатскими русофилами и Петербургом не могли остаться незамеченными в Австро-Венгрии и не вызвать ее опасений. Реакция самой Австрии была сдержанна, поскольку по новому распорядку империя вела совместно лишь внешнюю политику, а переход американских карпатороссов в русскую епархию и их влияние на рост русофильских настроений в Австро-Венгрии попадали в компетенцию внутренней политики Венгрии. Таким образом, если Австрия на первых порах заняла выжидательную и наблюдательную позицию, то в Венгрии, откуда шел основной поток русинской эмиграции, этой проблемой занялись на самом высоком политическом уровне.
Конфессиональная борьба Венгрии за американских униатов
Составив себе представление, что «борьба за Галицию и Угорскую Русь» ведется Россией на американской территории, венгерское правительство направило и туда свою армию – в данном случае армию «войны межконфессиональной» – отряд венгерских католических священников. События развивались следующим образом. В 1901 году премьер-министр Венгрии получил донесение, что некоторые русины, эмигрировавшие в Америку, возвращаются в Венгрию и призывают своих земляков обратиться в православие. Это показалось настолько угрожающим явлением, что осенью министр исповеданий назначил расследование, чтобы определить, насколько угроза серьезна. «Как показало расследование, определенное число русинов эмигрировали из Бечерова (к северу от Прешова, в настоящее время в восточной Словакии) в Миннеаполис, где они перешли в русскую православную епархию. Некоторые из перешедших в православие вернулись на родину и стали убеждать земляков последовать их примеру. Как показало дальнейшее расследование, лишь отсутствие церковного здания стояло препятствием переходу значительного числа поселян, включая и священников, в православие. Более того, русская организация в Америке пообещала собрать деньги для постройки церкви».[123]