Империя

Вопрос прозвучал как на допросе с пристрастием. Нет, Оля не повышала голос, не пыталась давить на супруга и вообще держалась вполне обыкновенно, но от ее последних слов Владимиру и вовсе сделалось не по себе. Что-то необъяснимое происходило в глубине его души. Кирсанов закусил губу и наморщил лоб, старательно припоминая увиденные им во сне события. Образы уже были нечеткими, размытыми. Сновидение постепенно стиралось из памяти, как это происходит всегда.

— Я ничего не сделал, — в итоге вынужден был признать он и, когда жена повернулась к нему лицом, добавил с виноватой улыбкой на устах: — Я утонул…

Она порывисто шагнула к нему и вновь прижалась к волосатой груди. Сердце женщины бешено колотилось.

— Нельзя тонуть, пока тебя любят, — произнесла она как можно ровнее и естественнее. — Даже в дурацких сновидениях.

— Постараюсь. — Он крепко обнял ее за плечи и тут же мягко отстранился назад. — Пусти, поеду.

— Куда в такую рань? — удивилась Ольга.

Ей очень не хотелось оставаться этим утром одной. Куда приятнее и спокойнее было бы провести время до обеда с Владимиром. В последнее время они не часто бывали наедине. Или муж отсутствовал вовсе, или постоянно рядом был кто-то третий. Друзья, партнеры по бизнесу. Они сменяли друг друга с завидным постоянством, и конца этой череды не было видно. А душа требовала покоя, семейного уюта. Неужели Володя этого не понимает? Неужели для него померкло все в этом мире, кроме постоянно требующего внимания бизнеса?

— Чтобы что-нибудь сделать. — Он обезоруживающе улыбнулся, и Оля не решилась высказать ему вслух все то, что только что вихрем пронеслось у нее в голове.

— Например? — только и уточнила она для проформы.

— Разбужу, например, любимого банкира.

— Ха! — Ольга изящно уткнула маленькие кулачки себе в поясницу и приосанилась. — Твой любимый банкир еще и не ложился.

— Дрыхнет, дрыхнет, — не согласился с женой Владимир. — Чем богаче он становится, тем трепетней бережет себя. — Он наклонился вперед, и сухие мужские уста жадно впились в Олины коралловые губы. — Тебе к лицу мой халат.

— Мне к лицу ты, — засмеялась Кирсанова, и супруг тут же получил ответный поцелуй.

Как парочка молодоженов, они в обнимку покинули балкон, и уже в богатой, со вкусом обставленной гостиной Ольга избавилась от мужниного халата, представ перед его восхищенным взором во всей наготе. Одеяние свалилось к ее точеным ножкам, но Владимир не стал подбирать его. Мысли его непроизвольно скатились совсем в иное русло. В сознании даже перестал существовать так и неразбуженный любимый банкир. Наверное, Олин настрой мысленно передался ее супругу.

Худощавый двенадцатилетний мальчик со светлыми волосами и пропорционально правильными чертами лица, сидя в своей личной комнате школы-пансиона за компьютерным столиком, самоотверженно водил ручкой по клетчатому тетрадному листу бумаги. Голубые, кристально-чистые глаза, еще не омраченные никакой жизненной печалью или душевными переживаниями, отражали в себе яркий свет настольной лампы, прикрепленной с помощью зажима к левому краю стола. На тонких губах мальчугана то и дело появлялась робкая, по-детски непринужденная улыбка. Совершая свое действо, он, несмотря на то что в комнате никого больше не было, медленно произносил вслух каждое занесенное на бумагу слово.

— «…Вот и вся моя жизнь за последний месяц, дорогие отец и мамочка… Чуть не забыл: один пацан из Бомбея предлагал вашему наследнику пожевать специальную траву, от которой быстрее начинают расти усы и борода, но я отказался. На фиг мне эта растительность? И вообще, я начинаю понимать намного больше, чем хотелось бы…»

Иван Кирсанов, а именно он и был тем самым двенадцатилетним мальчиком, занятым составлением письма своим родителям, обучался в престижной школе, расположенной в предместье Лондона. В силу этого обстоятельства ему нечасто удавалось не то что увидеть отца и мать, но и просто услышать их голоса по телефону. Общение чаще всего происходило именно через письма. Но мальчик не чувствовал себя ущемленным. Невзирая на свой еще юный возраст, он прекрасно осознавал всю необходимость собственного пребывания в этом пансионе. Родители планировали дать ему блестящее образование, от которого зависело будущее. Ване было немного грустно и тоскливо, но не обидно. Отец научил его быть мужественным и решительным.