Каролина попыталась представить себе Плона-мальчика и темную даму с портретов, в открытом экипаже проезжающих по Булонскому лесу, но у нее ничего не вышло.
— Конечно, у меня было предубеждение к твоему отцу. Я находил его чистым… чистым…
— Американцем?
— Именно это я и хотел сказать. Он был чистым американцем, хотя напрочь лишенным энергичности — нелепое сочетание, считали мы. Но
— Как родилась я.
— Да. Она угасала прямо на глазах. Мы были очень огорчены, брат и я, видеть ее в таком состоянии.
— Только огорчены?
— Таковы уж мальчики. Сердечность приходит позже.
— Если вообще приходит.
—
— Тогда откуда этот слух, который в очередной раз обрушился на меня прямо здесь?
Плон чисто по-французски театрально пожал плечами и скрестил ноги.
— Слухи вечны, как мир. Нет,
Каролину словно током ударило.
— Я не верю тебе, — это было все, что она смогла сказать.
— Мне все равно, чему ты веришь. — Темные глаза смотрели на нее с выражением ей прежде незнакомым. Может быть, это Эмма, подумала она, что столь пристально смотрит в глаза своей дочери?
— Теперь ты вдруг отдаешь должное его энергии. — Каролина отвернулась. Глаза Плона стали внезапно ни человеческими, ни зверскими, они выражали иную природу, некую субстанцию, не способную ни на какие чувства.
— На это его энергии должно было хватить. — Плон зевнул. — Но что было, то было. Это чисто по-американски, — усмехнулся он вдруг, — все время думать о прошлом.
Каролина с ужасом почувствовала внезапную привязанность к князю Агрижентскому, совершенно не похожую на порочную привязанность к ненавистному врагу — Блэзу.
— Я ухожу, — сказала она.
Миссис Джек уже была в доме. Она стягивала теннисную вуаль, ее бледное лицо мило раскраснелось; маленький мальчик с невыразительным лицом стоял рядом, вцепившись в руку гувернантки.
— Каролина, это мой сын. Ему девять. Скажи «здравствуйте» мисс Сэнфорд.
Мальчик вежливо поклонился.
— Здравствуйте.
Каролина поздоровалась с мальчиком с той же почтительностью, как если бы это был его отец, чья спина виднелась в гостиной за одним из дюжины карточных столов.
— Он станет Джоном Джекобом пятым? Или шестым? — спросила Каролина. — Ну прямо ганноверская династия с ее бесконечными Георгами.
— Я нарушила традицию. Он — Уильям Винсент. Ужасно простецкое имя, правда? — сказала миссис Джек, когда няня уводила мальчика. — Это один из тех редких случаев, когда отцовство не вызывает никаких сомнений. У него те же гнетущие черты, что и у Джека, и те же испуганные глаза. А вот материнство под большим сомнением. Он совершенно на меня не похож. Расскажи мне об этом красавчике, твоем сводном брате.
Миссис Джек с интересом слушала рассказ Каролины.
— Мы должны пригласить его к обеду вместе с Блэзом. Я приглашу всех обитателей Каменной виллы, тебя, конечно, и миссис Делакроу, если она в этом году меня не осуждает.
— Просто не надо пускать ей дым в лицо.
— Как капризны старые люди! Он очень молодо выглядит для тридцати семи лет, — добавила она. Бедняга Плон, посочувствовала ему Каролина. У него уже столько портсигаров, что он не знает, что с ними делать. Теперь, кажется, есть шанс получить еще один. В конечном счете ему придется вернуться к жене, которая хотя бы оплачивает папиросы для этих портсигаров.
Если Каролине казалось, что она видит в Плоне их покойную мать, то в Блэзе она не находила ничего общего с их отцом. Безусловно, миссис Делакроу не преувеличивала, когда говорила о том, как поразительно он похож на Дениз. Одеваясь к обеду, Каролина представила себе глаза Эммы на лице Плона и лицо Дениз, воплощенное в Блэзе. Как поступят эти молодые люди? И если история, рассказанная миссис Делакроу, — правда, то угрожает ли Блэзу опасность? Вряд ли, решила она, когда Маргарита облачала ее в бальное платье от немодного Уорта.
— Мы должны чаще сюда приезжать, — сказала Маргарита, нанося последние штрихи на платье цвета слоновой кости. — Это почти цивилизованное место.
— Ты хочешь просто сказать, что тебе не надо с утра до вечера говорить по-английски.
— И братья твои здесь. Знаешь, это очень правильно. Иметь семью. — Старая дева, без родственников, Маргарита обожала морализировать о тех радостях, заботах и наградах, которые приносит семейная жизнь. Она с нетерпением ждала, когда Каролина выйдет замуж и станет такой же несчастной, как и все дамы ее круга. Счастье кого-то другого действовало на Маргариту удручающе, она больше всего на свете любила проявлять сочувствие к отчаявшимся женщинам и протягивать им батистовый платок с запахом лимонной вербены для утирания горючих слез.