Теодор схватил Хэя за руку и, не подумав, насколько это ему под силу, повел его в главный зал ожидания вокзала, где нового президента приветствовала небольшая толпа. Рузвельт торжественно приподнял шляпу, но, с облегчением отметил Хэй, не смазал торжественность ситуации своей непомерно зубастой улыбкой. Дюжина полицейских замкнула их в кольцо и вывела на улицу.
Вдалеке купол Капитолия светился как торт в форме черепа, подумал Хэй. Хэй распорядился, чтобы Белый дом не делал оповещения, поэтому у вокзала толпы не было; люди ждали приезда нового президента на следующий день. И Рузвельт, и Хэй предпочли не заметить громадного катафалка черного дерева с шестью черными лошадьми в упряжке, который должен был доставить тело Маккинли в Белый дом. На мгновение Рузвельт остановился на тротуаре, хотел заговорить, но ничего не сказал.
— Вам не стоит задерживаться, — сказал Хэй.
Рузвельт облегченно вздохнул и впрыгнул в президентский экипаж, Хэй последовал за ним.
— Семнадцать тридцать три, Эн-стрит, — сказал Рузвельт, словно это было такси.
— Они знают, — улыбнулся Хэй. — Это их работа.
— Верно. Надо привыкать. Мне надо привыкать ко многому, в первую очередь, к Белому дому. Я хочу поменять бланк. Мне не нравится шапка «Резиденция президента». Отныне пусть будет «Белый дом». Не так помпезно. Сколько в нем спален?
— Пять в жилой части дома. Три из них очень маленькие.
— Что на третьем этаже?
— Я не поднимался туда с тех пор, как Тед Линкольн спутал все колокольчики для вызова слуг в резиденции, то есть, доме, и мне пришлось распутывать шнуры.
— Наверное, можно сделать там дополнительные комнаты. У Элис должна быть своя комната, ей уже восемнадцать. — Рузвельт разглядывал в окно здание почты с приспущенным подсвеченным флагом.
— После захода солнца все флаги снять. Они действуют удручающе, — пояснил он, что было для него нехарактерно. — Президент приезжает в столицу, и все в трауре.
— Убийство всегда удручает и напоминает об опасности.
— Удалось выяснить, кто стоит за этим террористом?
— Секретная служба готова арестовать всех подряд. Они очень похожи на министра Стэнтона[121]
в дни после убийства Линкольна.— Будем надеяться, с лучшим результатом. Меня не волнует, если меня убьют, как Линкольна, а не как беднягу Маккинли. Линкольн так и не понял, что произошло.
Хэй невольно вздрогнул.
— Я в этом не уверен. Когда мы составляли его жизнеописание, я прочитал протокол вскрытия. Видимо, пуля вошла не в затылок, а в левый висок, это значит, что он слышал, как Бут появился у двери в ложу, и повернулся посмотреть, кто это…
— И увидел?
— И на мгновение увидел револьвер.
— Ужасно! — Рузвельта явно обрадовали эти чудовищные подробности.
У фасада дома Анны Рузвельт-Коулс на Эн-стрит дежурили двое полицейских. Из окна второго этажа свисал приспущенный американский флаг.
— Почему они не снимут эти флаги? — раздраженно спросил Рузвельт; Хэй понимал, что Рузвельта выводят из себя эти знаки траура по его предшественнику.
В гостиной первого этажа Рузвельта встретили жена Эдит, сестра Анна, которую он звал Бэйми, и сын Теодор. Дамы были в трауре и в отличном настроении. Они суетились вокруг Хэя, которому нравилось, что с ним обращаются, как со старинным фарфором. Его усадили в кресло, предложили сигару, от которой он отказался. Тем временем новый президент энергично шагал по комнате, задавая вопросы, на которые ответы имел он один. Во время этого спектакля очаровательная Эдит сохраняла величественное спокойствие. Хэй всегда предпочитал ее шумному — другого слова не подберешь — Теодору.
Эдит Кермит Кэроу происходила из гугенотов, соединившихся семейными узами с Джонатаном Эдвардсом[122]
. Она знала Теодора всю жизнь. Семья Кэроу жила в Нью-Йорке на Юнион-сквер рядом с домом деда Теодора. Эдит была книжница, что в этом мире служило не лучшей рекомендацией, но сближало ее с легко возбудимым астматиком Теодором, который был не только книжником, но и упрямым спортсменом, вознамерившимся упражнениями компенсировать физическую ущербность.