Империя

— Я думаю, — сказал молодой Тед, — что я выдержу в Гротоне еще один семестр.

— Ты хочешь привлечь к себе внимание? — спросил отец, зловеще щелкнув зубами.

— Нет, я надеялся на понимание.

— А где Элис? — спросил президент, повернувшись к жене.

— В Фармингтоне, наверное? — Эдит обратилась к золовке.

— Да, она в моем доме. Или была там. Она девушка светская, как вам известно.

— Не знаю, откуда это у нее. — Теодор посмотрел на Хэя, словно ждал его объяснения. — Мы никогда не были и сейчас не стали людьми фешенебельными.

— Быть может, это своего рода аванс, дивиденды со старого богатства…

— Нет никакого богатства! — вздохнула Эдит. — Не знаю, как мы теперь будем жить. Это черное платье, — она повернулась, чтобы муж мог оценить жертву, на которую ей пришлось пойти, — стоило мне сегодня утром у Холландера сто тридцать пять долларов. Разумеется, в отделе готового платья, а потом я была вынуждена купить совершенно чудовищную шляпу с вуалью из черного крепа.

— Остается лишь надеяться, что оно пригодится вам на бесчисленных подобных похоронах, — сказал Хэй, — пожилых дипломатов, например, или сенаторов моего возраста.

Теодор смотрелся в круглое зеркало, казалось, он, как и прочие, заворожен тем, что там увидел.

— После церковной службы здесь мне придется поехать в Кантон. — Он повернулся и, устроившись в кресле, вдруг затих. Как будто у игрушки кончился завод. Он и сидит, как кукла, подумал Хэй: ноги вытянуты, руки свисают по бокам.

— Мне тоже нужно ехать? — спросил Хэй.

— Нет, нет. Отныне вместе ездить нам не придется. Ведь если со мной что-нибудь случится, вам предстоит стать президентом.

— Несчастная страна, — сказал Хэй вставая. — Несчастный Джон Хэй.

— Довольно строить из себя старика. — Игрушка, словно взвинченная новым заводом, опять была на ногах. — В пятницу я встречусь с кабинетом, по возвращении из Кантона, в обычное время.

— Мы будем готовы. Что касается Элис, то если ей захочется приехать в Вашингтон, Элен приглашает ее остановиться у нас.

— Элис обожает ваших дам, — сказала Эдит; в ее словах не чувствовалось радости. — Они так хорошо одеваются, все время говорит она мне.

— Элис не нравится, что у нее бедные родители, — сказал президент, провожая Хэя к двери.

— Отдайте ее нам. У нас масса комнат.

— Может быть. Молитесь за меня, Джон.

— Я это уже сделал, Теодор. И сделаю еще.

3

К своему удивлению, Блэз застал Шефа в его кабинете в редакции «Джорнел». Как правило, находясь в Нью-Йорке, Шеф предпочитал работать дома, но теперь такое бывало нечасто. В должности президента-вдохновителя демократических клубов он разъезжал по стране, сплачивал верных людей, готовился к предстоявшим через четыре года выборам. Когда застрелили Маккинли, он находился в Чикаго.

Брисбейн сидел на диване, а Шеф за столом, закинув на него ноги и глядя в окно, в котором не было видно ничего, кроме падающих хлопьев мокрого снега. Ни один из них с Блэзом не поздоровался: он был своим, членом семьи. Но когда Блэз спросил:

— Очень плохо? — Херст ответил:

— Плохо и становится только хуже, — и протянул ему газету «Уорлд». Четверостишие Амброза Бирса было набрано крупным шрифтом. Темой сопутствующей статьи было намеренное подстрекательство Херста к убийству. Пока Блэз читал, он слышал постукивание пальцев Шефа по столу — знак, что этот в общем флегматичный человек нервничает. — Они хотят доказать, что в Буффало в кармане убийцы был экземпляр газеты. Но это не так.

— Они что угодно придумают, — мрачно сказал Брисбейн. Отцы-основатели вымышленных новостей были недовольны, что кто-то другой столь же бесцеремонно выдумывает — на сей раз про них самих. Ирония ситуации не ускользнула от Блэза.

— «Чикаго америкэн» достигла трехсоттысячного тиража. — Мозг Херста напоминал первую полосу газеты, где соседствовали истории на самые разные темы, причем некоторые заголовки были крупнее других. — Я хочу добавить слово «америкэн» к названию «Джорнел». Особенно теперь. Крокер уходит из Таммани-холла. Его место займет Мэрфи. Держатель салуна, который одновременно был портовым инспектором. Его мы уличили в том, что у него акции компании по производству льда.

— Все равно готов биться об заклад, что он выдвинет следующей осенью вашу кандидатуру в губернаторы.

— Я в этом не уверен. — Шеф помахивал теперь правой ногой, а пальцы руки замерли; очевидно, вся энергия переместилась в противоположную часть тела. — Может быть, ты его прощупаешь? Спроси, не выдвинет ли он тебя в конгресс от Одиннадцатого округа. Заплатить придется всего лишь годовое жалованье конгрессмена. Потом они оставят тебя в покое в Вашингтоне, кроме тех голосований, что касаются Нью-Йорка, что никого не волнует.

— Я не собираюсь в конгресс, — начал Блэз.

— Я имел в виду Брисбейна, — отпарировал Шеф.

— Мы об этом уже говорили. — Благообразное выбритое лицо Брисбейна приобрело вдруг выражение государственного мужа. По слухам, он заигрывал с социалистами. — Своего рода пробный шар. Шефу нужно до девятьсот четвертого года избраться на высокий пост, и должность губернатора штата Нью-Йорк послужит ему трамплином в Белый дом.