Империя ангелов

Две недели. На пятнадцатый день я понял всю беспросветность своего состояния. Вечно трешься среди других блуждающих душ. Души самоубийц по большей части желчные, злобные, подавленные, завистливые, сварливые. Они мучаются и чаще всего жалеют, что так поступили со своей драгоценной жизнью. Мы ошиваемся на кладбищах, в пещерах, церквях, соборах, бродим вокруг памятников умершим, во всех местах, которые считаем «забавными».

Мы обсуждаем прожитые жизни. Я встречал души досаждающих своим убийцам, преданных и униженных, мечтающих о мести, ошибочно приговоренных невиновных, посещающих судей в их кошмарных снах – короче, всевозможных страдальцев, имеющих свои причины не расставаться с человечеством. Но главная когорта нашего воинства – все же самоубийцы.

Мы преисполнены жаждой правосудия, возмездия, мести. Всем нам свойственно желание вредить тем, кто навредил нам, а не стремление попасть в рай. Мы – воины. А воин больше помышляет о причинении вреда своим врагам, чем о собственном благе или о благе тех, кого он любит.

Сейчас единственный наш шанс снова обрести плоть – это похитить чужое тело. Идеально было бы проникнуть в тело, из которого ненадолго отлучилась душа. Это трудно, но возможно. В клубах трансцендентальной медитации всегда есть криворукие новички, слишком сильно натягивающие свои серебряные нити. Если нить лопается, то одному из нас остается только прошмыгнуть внутрь такого бедолаги. Беда в том, что вокруг этих клубов наша братия слоняется толпами, поэтому приходится поработать локтями, чтобы первым запрыгнуть в освободившееся тело.

Другой резерв вакантных тел – наркоманы. Вот уж дар свыше! Эти вываливаются из своих оболочек когда и как попало, не ведая никакой дисциплины, не признавая никаких ритуалов, без всякого сопровождения и, значит, без охраны. Самый смак. Заходи, пользуйся.

Проблема с останками наркоманов в том, что внутри у них очень уж пакостно. Тут же начинаешь испытывать ломку, выпрыгиваешь – а другой призрак уже тут как тут. Прямо игра в музыкальные стулья, только стулья уж больно горячи, долго на них не просидишь.

Остаются жертвы дорожных аварий. Мы подобны стервятникам, пожирателям душ.

Бывает, залезет блуждающая душа в тело такого пострадавшего в аварии, а он возьмет и умрет через несколько минут в больнице. Не повезло!

Одним словом, требуется тело в хорошем состоянии и пустое, то есть временно оставленное здравомыслящим хозяином. Пойди найди такое!

Пока не нашел, остается одно – слоняться без дела. Чтобы хотя бы немного отвлечься от моего невеселого положения, я совершаю облет медиумов, слышащих наши голоса. Начинаю с Улисса Пападопулоса – и кого же я у него встречаю? Саму Венеру! Венеру Шеридан, идола моей юности. Она хочет, чтобы грек своими ухищрениями помог ей повстречаться с ее ангелом-хранителем. Гениально. Я уже здесь.

169. Жак, 25 лет

Уступив настояниям издателя, я отправлюсь на Парижский книжный салон, поучаствовать в церемонии раздачи автографов. Салон превратился в большую ежегодную ярмарку, место встречи авторов друг с другом и с читателями.

Толпа еле движется, но я мало кого интересую. Я разглядываю потолок и чувствую, что зря трачу драгоценное время, которое мог бы использовать для работы над очередной книгой.

После «Крыс» я написал много чего еще. Одну книгу про рай, одну про путешествие к центру Земли, одну про людей, умеющих использовать неведомые возможности мозга. Ни одна из них не получила успеха во Франции, разве что слухи по «сарафанному радио» вызвали кое-какие продажи изданий в карманном формате. Но издатель сохраняет веру в меня, потому что в России читатель принимает мои книги на ура.

Я жду. Подбегает стайка детей, один спрашивает, знаменитость ли я. Я отвечаю, что нет, тем не менее другой сует мне листок, чтобы я расписался.

– Его еще не знают, но вдруг когда-нибудь узнают? – объясняет он приятелю.

Зеваки принимают меня за продавца книг и спрашивают произведения других авторов. Одна дама осведомляется, как пройти в туалет. Я устал переминаться с ноги на ногу. Сотрудница выставки усаживает в кресло Огюста Мериньяка. Мы с ним ровесники, но выглядим по-разному. На нем твидовый пиджак, шелковый платок, он еще внушительней, чем по телевизору. Стоило ему сесть, как сбежалась толпа жаждущих взять у него автограф.

Я в отчаянии высматриваю «своего читателя» – так рыбак ждет поклевки, забыв насадить наживку, и зло косится на соседа, надергавшего уже полное ведро рыбы. Вокруг Мериньяка так толкутся, что он, не желая отвлекаться на приветствия, напяливает наушники от плеера и не глядя чиркает в подсовываемых ему книжках.

Большая часть его обожателей – почему-то девушки. Некоторые смущенно кладут ему на стол свои визитные карточки с номером телефона. На таких он поглядывает, определяя наиболее достойных его внимания.

Неожиданно он помахивает рукой, как бы разминая уставшее запястье, и дает сотруднице понять, что на сегодня с него хватит. Он отъезжает в кресле от стола под разочарованный ропот тех, кто ждал напрасно, и, к моему изумлению, направляется ко мне.