Империя ангелов

Мне приснился кошмар – плачущий волк. Потом девчонка, превращавшаяся в воздушный шар. Девчонка – воздушный шар оторвалась от земли и стала подниматься в небо. Волк наблюдал, как она взлетает, а потом как завоет! Жалобно так. Бескрылая птица начала долбить клювом оболочку девчонки-шара, чтобы заставить ее снизиться, но оболочка оказалась слишком прочной, тогда бескрылая птица взялась за меня. «Говори о смерти! – услышал я. – Говори о смерти…»

Волк выл, птица колотила лапами девчонку. Я поспешил проснуться. Оказывается, Гвендолин во сне усиленно пинала меня ногами.

Ей тоже снился сон. «Это должно прекратиться, – бормотала она и отвечала кому-то: – Нет, не меня, только не это, поверьте, это должно быть не так…» И лупила меня ногами, как будто отбивалась.

Я вдруг получаю удар лапой. Это Мона Лиза II, у нее тоже беспокойный сон. Она не открывает глаз, но хмурится, вытягивает лапы, выпускает когти. Одно дело, когда тревожность проявляют люди, это нормально, но меня пугает, что моей кошке тоже, оказывается, снятся кошмары.

Комната ожидания перед кабинетом ветеринара набита битком. Мой сосед тоже притащил жирного кота.

– Что с ним?

– У Медора близорукость. Он ложится все ближе к экрану телевизора.

– Вашего кота зовут Медор?

– Да, потому что он ведет себя, как послушный пес. Никакой кошачьей независимости! Позовешь его – бежит на зов. А теперь у него развилась близорукость, очки ему напялить, что ли…

– Это, несомненно, общая мутация всего вида. Моя тоже смотрит телевизор со все более близкого расстояния.

– Если этот ветеринар-терапевт не найдет решения, обращусь к ветеринару-окулисту. Не будет толку – придется идти к ветеринару-психоаналитику.

Оба мы смеемся.

– А у вашей что за беда?

– Моне Лизе II снятся кошмары. Она постоянно нервничает.

– Я не ветеринар, – говорит он, – но тут даже я могу дать вам совет. Кошка часто психологически разряжается за своего хозяина. Эта кошка видит ваши мучения. Успокоитесь вы – успокоится и она. Вы, как я погляжу, сейчас на грани нервного срыва. Ну а если не получится – настрогайте ребятишек. Вот забава будет кошке!

Мы запасаемся терпением. Перед нами еще десяток зверей, есть время поболтать. Он представляется:

– Рене.

– Жак.

Он спрашивает о моей профессии. Официант в ресторане, отвечаю. Он, оказывается, редактор. Я не осмеливаюсь сказать ему о своей рукописи.

– Как медленно! – ворчит он. – Вы играете в шахматы? У меня с собой походные шахматы.

– А что, сыграем!

Я быстро обнаруживаю, что без труда у него выиграю, но вовремя вспоминаю совет Мартин. Настоящая победа не должна быть сокрушительной, ее надо добиться, тогда она будет воспринята как заслуженная. Поэтому я сбавляю боевитость и стараюсь сравнять наши шансы. Я отказался от преимущества, но как насчет отказа от победы? Бывают интересные поражения… Я позволяю ему взять надо мной верх. Он радостно ставит мне мат.

– Я, что называется, воскресный игрок, – радуется Рене. – Был момент, когда я уже решил, что проиграю.

Я делаю вид, что огорчен.

– Был момент, когда я решил, что выиграю.

Как по мановению волшебной палочки я перестаю бояться и рассказываю ему про свою рукопись.

– Я не только официант, я еще пописываю.

Он смотрит на меня с жалостью:

– Знаю. В наше время пишут все. Один француз из трех вынашивает рукопись. Вы разослали свою по издательствам, и вам отказали, правильно?

– Все до одного.

– Это нормально. Профессиональные рецензенты отчитываются за каждую рукопись и получают за них смешную оплату. Чтобы больше зарабатывать, они читают до десятка рукописей в день. Обычно они довольствуются первыми шестью страницами, потому что тексты в большинстве скучные. Должно сильно повезти, чтобы ваша рукопись попала к рецензенту-энтузиасту.

Собеседник открывает мне новые горизонты.

– Не знал, что это так.

– Чаще всего они обращают внимание на оформление, название, количество орфографических ошибок в первых строчках. Ох уж эта французская орфография! Знаете, откуда взялись все эти удвоенные согласные?

– Спасибо греческому и латыни.

– Не только, – сообщает редактор. – В Средние века монахам-переписчикам платили за количество букв в переписанном тексте. Вот они и сговорились удваивать согласные. Отсюда два «f» в difficile, два «p» в «developper». Этой традиции упорно следуют, как будто речь идет о национальном достоянии, а не о монастырском подвохе.

Подходит его очередь. Он протягивает мне визитную карточку.

– Пришлите мне вашу рукопись. Обещаю сам ее прочесть, не ограничиваясь шестью страницами, и честно сказать о своем мнении. Но советую не питать преждевременных иллюзий.

Назавтра я отвожу свой текст по указанному адресу. На следующий день Рене Шарбонье пишет мне, что согласен его издать. Я с трудом верю в свою удачу. Наконец-то будут вознаграждены все мои усилия! Значит, я старался не напрасно.