Империя ангелов

ПАРАДОКСАЛЬНОЕ ПОБУЖДЕНИЕ. Семилетним мальчиком Эрикссон наблюдал, как его отец загоняет в стойло теленка. Отец тянул за веревку, теленок упирался и отказывался идти. Мальчик поднял отца на смех и услышал в ответ: «Раз ты такой умный, попробуй сам».

Маленький Эрикссон сообразил, что надо не тянуть за веревку, а обойти теленка и потянуть его за хвост. Теленок подался вперед и оказался в стойле. Спустя сорок лет этот ребенок изобрел «эрикссоновский гипноз» – метод применения для пользы пациента мягкого и парадоксального побуждений. Например, родители, видя бардак в комнате своего чада, просят его прибраться и нарываются на отказ. А вот если усугубить беспорядок, еще безобразнее раскидав игрушки и одежду, то ребенок скажет: «Хватит, папа! Это уже слишком. Пора прибраться».

Тянуть в неверном направлении порой оказывается эффективнее, чем тянуть, волочить, куда надо, потому что это вызывает приступ совестливости.

Если оглянуться на историю, то мы увидим постоянное сознательное или неосознанное применение парадоксального побуждения. Понадобились две мировые войны и миллионы смертей, чтобы изобрести ООН. Без разнузданности тиранов не появилось бы прав человека. Без Чернобыля не была бы осознана опасность, исходящая от недостаточно надежных атомных электростанций.

Эдмонд Уэллс,

Энциклопедия Относительного и Абсолютного Знания, том IV.

153. Жак, 22 с половиной года

Настал великий день. Книга «Крысы» вышла из типографии. Завтра люди увидят ее в книжных магазинах. Все готово. Я держу в руках напечатанную книгу, ласково ее поглаживаю, нюхаю. Это то, за что я так долго сражался. Настоящий шок! Вот она! Все равно что ребенок, которого вынашивали много лет.

«Крысы».

После первого всплеска эйфории я чувствую острое волнение. Раньше я носил книгу в себе, она наполняла меня до краев, а теперь я пуст. Все кончено. Правильнее всего было бы уйти в мир иной в кульминационный, высший момент успеха, прежде чем начнется неизбежный спуск вниз.

Теперь жизнь лишена смысла. Мне остается одно – умереть. Если прямо сейчас наложить на себя руки, то моя жизнь останется мгновением незамутненного счастья. Значит, самоубийство. Но как его совершить? Как обычно, я сталкиваюсь с непреодолимыми практическими проблемами.

Где, скажем, взять револьвер, чтобы всадить в себя пулю? Спрыгнуть в реку и утонуть мне не хочется – вода, наверное, ледяная. Крыша высокого здания тоже не подходит – боюсь, закружится голова. Наглотаться таблеток? Каких, интересно? Меня, с моим везением, тут же стошнит всеми этими таблетками. Остается метро, но у меня кишка тонка броситься под мчащийся состав.

И потом, я где-то читал, что четыре самоубийства из пяти кончаются неудачей. Стреляющие себе в рот просто сносят нижнюю челюсть и остаются жить уродами. Прыгающие с шестого этажа ломают позвоночник и превращаются в пассажиров инвалидного кресла. Наевшиеся таблеток сжигают пищеварительный тракт и устраивают себе неизлечимый ожог желудка.

Так что я принимаю решение повеситься. Это меня сильнее всего пугает и одновременно почему-то сильнее всего влечет. Я попросту знаю, что создан для такой смерти.

Я запираю изнутри дверь, задергиваю шторы, отдаю соседке кошку (она и в ус не дует), закрываюсь в туалете и привязываю к лампе галстук.

Туалет – место, где я всю жизнь чувствовал себя лучше всего. Нормально, по-моему, здесь и умереть. Я забираюсь на табурет, считаю до трех, опрокидываю табурет и повисаю над полом.

Узел затягивается все туже. Я задыхаюсь. Сейчас неуместно быть неженкой, но нельзя не отметить, как это неуютно и совершенно некомфортно – висеть и ждать смерти.

По мне ползет паук, давно прятавшийся в правом углу потолка, в щели. Он чрезвычайно доволен, что появился новый выступ для альпинистской тренировки – мое болтающееся на галстуке тело. Ишь, что удумал: сплести паутину между моим ухом и потолочным плинтусом! Каждый раз, когда он проползает по моей мочке, мне очень щекотно.

Это тянется дольше, чем я рассчитывал. Надо было спрыгнуть с табурета, чтобы сломались шейные позвонки.

Не хватает воздуха, гудит в голове. Напрасные попытки кашлянуть, чтобы ослабить давление на горло. Невозможно, как жмет! Я прокручиваю в голове всю свою жизнь. Книга, крысы, кошки, Гвендолин, Мартин, мадемуазель Ван Лизбет, мой издатель Шарбонье… Неплохой получился, в общем-то, фильм.

Все ли его эпизоды мне известны? Черт, ведь у меня еще могут быть на этой планете другие любимые, я могу написать другие книги, гладить других кошек. Паук это подтверждает: он залезает мне в ухо и там принимается отвратительно гудеть.

Дело, наверное, в моей врожденной нерешительности, но всякое желание умереть у меня прошло. Я извиваюсь и пытаюсь развязать узел. Поздновато спохватился, но в кои-то веки мне везет: из меня неважный мастер, поэтому лампу я подвесил тяп-ляп. Выскакивает болт, и я падаю. Следом за мной с потолка падает прямиком мне на затылок лампа и набивает мне болезненный синяк.

Ой!