– Я буду сеять страх и получу ключ к знанию. Страх и знание помогут добраться до золота. Страх, знание, золото – это даст неограниченную власть. И мы построим новую Тавантинсуйу! Империю Четырех Сторон! Империю для всех народов, какие только есть на этой стороне океана и на той!
– И кто же будет ее императором?
– Вы, дон Писарро.
«Что это, я не ослышался?» – подумал конкистадор.
– Вы, дон Писарро.
Командор взглянул снова на протянутую ладонь. Хлопнул об нее своей и почувствовал, что рука у гостя, несмотря на небольшой размер, довольно крепкая.
– Хорошее предложение. Не могу не согласиться.
Он хотел было отпустить ладонь гостя, но передумал и сжал ее настолько сильно, насколько мог. Человек в длинном пончо даже не поморщился от боли, которую наверняка испытывал.
– А какую роль ты себе уготовил в этом новом мироустройстве? – вопрос Франсиско задал с подвохом.
– Вторую. И мои потомки, и потомки моих потомков всегда будут при ваших потомках, и потомках их потомков, вторыми. Лучше быть вторым при Великом Императоре, чем первым в голодной деревне. Но нужны жертвоприношения… Много… их… надо.
Дон Франсиско Писарро взял в руки плот, который только что поставил на слитки человек в пончо. Он еще хранил тепло руки гостя, но быстро его терял и становился холодным на ощупь. И он вдруг сообразил. Ах, как же догадлив был неграмотный дон Франсиско Писарро! Это было то самое ощущение, которое он уловил в начале разговора, но не мог найти ему объяснения. Теплое золото становилось холодным. И он догадался.
– Тебе нужны жертвы? Так вот она, первая. За этой горой металла. Делай с ним, что хочешь!
И монах, перед тем, как встретиться глазами со взглядом индейца, лишь успел помолиться.
Семнадцать. Год в сельве
Они уже целый год были вместе. И ни разу за это время они не сказали друг другу ни одного обидного или злого, полного раздражения слова. Все их слова были полны любви и нежности. В общем, Вадим и Кирсти были счастливы. Их счастье просыпалось с первыми лучами рассвета, но так и не засыпало на закате, а ожидало, пока сначала не заснут эти двое. Кстати, о закатах в здешних краях Вадим написал в своем дневнике: «Солнце садится настолько внезапно, что кажется, чья-то рука выключает освещение, и влажная сельва проваливается в сон, как утомленная любовью женщина». Он снова начал писать в свой дневник. По странному стечению обстоятельств, истрепанная тетрадка случайно уцелела во время его странствий по пустыне, и он, прочитав собственные письмена, решил описывать и дальше все свои мысли, чувства и события.
Событий за этот год было много. Во-первых, Сэм убедил Вадима отправиться на поиски Пайтити – так в южноамериканских легендах назывался затерянный город, где, по преданию, находилась сокровищница древних царей. Согласившись, Вадим написал в своем дневнике: «Все южноамериканцы мечтают найти Пайтити. Они думают, что сокровище сделает их счастливыми и избавит от необходимости ежедневного труда. Пайтити – это синоним вечного блаженства. Но, кроме того, это великая латиноамериканская мечта, ведь люди, которые меня сейчас окружают, готовы поделиться этим блаженством со всем миром. Они самые щедрые люди, которых я знаю, потому что хотят разделить мечту на всех. В любой точке южного континента можно найти упоминание о Пайтити. Они, как древние язычники, готовы называть именем этого несуществующего города все вокруг, от элементов одежды до традиционных блюд. А может быть, он существует?» Сэм Уильямс развеял все его сомнения:
– Этот город не вымысел. Нам осталось только догадаться, где, в какой части этого континента спрятана самая большая загадка современной археологии.
Вадим отправился в это долгое путешествие не только и не столько из-за великой тайны города. С ним была Кирсти. Она хотела увидеть Пайтити, и Вадим понимал, что ее желание сродни попытке поймать ладонью золотую рыбку в аквариуме.
«Каждый раз, когда она ускользает, – было написано в его старой тетрадке, – в твоей голове, как на табло игрового автомата, появляется неоновая надпись: «В следующий раз повезет». И ты веришь ей. И снова опускаешь в воду свою ладонь».