Империя должна умереть

Удивительно, что как раз в этот момент, когда самый популярный священник России переживает, возможно, самые тяжелые дни своей жизни — фактически он вынужден бежать из дома, — другой претендент на роль духовного лидера, 36-летний Григорий Распутин, наслаждается первыми минутами триумфа. 31 октября император и его жена приезжают в гости к черногорским принцессам, Милице и Стане. И там знакомятся с новым протеже Милицы — «божьим человеком Григорием».

Знакомство производит на царскую семью огромное впечатление. Император и императрица, очевидно, пережили сильное потрясение — манифест 17 октября противоречит их убеждению о том, что власть дана царю Богом. Распутин тоже так считает — и в этом его особая ценность. Николай и Александра воспринимают его как истинного выразителя мыслей и чувств простого народа; он говорит им то, что они хотят слышать, и помогает пробить то «средостение» из чиновников и придворных (а также либералов и интеллигентов), которое отделяет царя от народа. Распутин, появившийся около императора, когда тот был наиболее близок к демократии, постепенно будет эту демократию для него заменять — он станет для Николая и гласом народа, и гласом Божьим; лучшей фокус-группой и самым надежным соцопросом.

Новые союзники

«Странно, что такой умный человек ошибся в своих расчетах на успокоение», — пишет Николай II матери про графа Витте. Действительно, никакого успокоения нет и в помине. Петросовет во главе с Носарем и Троцким раз за разом призывает рабочих к очередным забастовкам — они не достигают такого масштаба, как в начале октября, но и спокойной ситуацию не назовешь.

В конце октября премьер-министр Витте принимает делегацию рабочих, бывших активистов гапоновской организации. Рабочие просят его амнистировать Гапона и вернуть им 30 тысяч рублей[63], которые лежали на счетах организации. Витте обещает деньги вернуть и отправляет делегацию в министерство торговли. Про Гапона говорит, что все сложно. Нет сомнений, что старую рабочую группу премьер собирается использовать как контролируемого спойлера, с помощью которого он сможет бороться с Петросоветом. И вряд ли рабочие это понимают. Они пишут своему лидеру, что никакой новый «Рабочий союз» больше создавать не надо, лучше возродить прежние «Собрания». Гапон едет в Петербург. Правда, нелегально, по поддельным документам.

Город сильно поменялся с января. Гапона без рясы и без бороды здесь мало кто узнает (он очень переживает, пишет, что без рясы он как Самсон без волос). Бывший священник идет в здание Вольного экономического общества — туда, где, загримированный, он вместе с Горьким выступал перед толпой вечером 9 января. Теперь здесь заседает Совет во главе с Носарем. Там Гапон встречает старого друга — Петра Рутенберга, которого, в отличие от него, амнистировали. Рутенберг советует Гапону зайти в зал заседаний, подойти к Носарю, попросить слово и сказать: «Я — Георгий Гапон и становлюсь, товарищи, под вашу защиту». «И никто тебя не посмеет тронуть», — уверен эсер, и не придется скрываться, ждать амнистии.

Но Гапону этот план не подходит. С одной стороны, он не хочет быть на третьих ролях в Петросовете. С другой — он все еще опасается за свою жизнь, не зря же перед приездом в Россию он обсуждал с друзьями вопрос, не повесят ли его. Наконец, Гапон мечтает возродить именно свою организацию.

Но пока Гапон колеблется, ситуация очень быстро меняется. Забастовки не утихают. А 12 ноября приходят новости из Крыма — в Севастополе восстали команды боевых кораблей. Лейтенант Петр Шмидт сам себя произвел в капитаны второго ранга и объявил себя командующим Черноморским флотом.

В газетах об этом только обрывочные сведения — но ясно, что это смертельный удар по политике успокоения Витте. После принятия его манифеста стало только хуже. Все больше влияния набирает «силовик» при Витте — глава МВД Дурново. Да и сам Витте уже требует жестких мер.

Правительство издает указ, вводящий новые наказания за участия в забастовках: до полутора лет тюрьмы для рядовых участников и до четырех лет для организаторов. В Севастополь отправляют войска.

13 ноября Петросовет обсуждает вопрос о новой всеобщей забастовке — но не решается ее объявить. 14 ноября на предприятиях начинаются массовые увольнения — выгоняют больше 100 тысяч рабочих.