Империя должна умереть

Товарищи Зензинова, лидеры партии эсеров, в это время находятся в Петербурге — они готовят вооруженный мятеж в столице. Руководителем восстания Азеф назначает Бориса Савинкова — тот вернулся в Россию, живет на Лиговском проспекте и удивляется, что его никто не арестовывает. Он почти не скрывается, даже в газете публикуется под настоящим именем. При этом он видит, что жители города совсем не хотят никакого восстания — даже сил на очередную забастовку у них нет.

Все еще пытаясь сколотить будущую армию революционеров, Савинков идет на заседание районного боевого отряда, которым командует Рутенберг. Сначала эсер, друг Гапона, произносит пламенную речь. Все воодушевлены. Потом слово берет Савинков — и говорит, что ему надо понять, на какую борьбу готовы жители.

Есть три вида борьбы, говорит он. Первая группа добровольцев может заняться индивидуальным террором: напасть на дом Витте, взорвать правительственные здания, убить кого-то из высших военных чинов. Вторая группа может стать частью революционной армии: направиться в город и попробовать захватить Петропавловскую крепость. Наконец, третья группа может остаться и защищать квартал. Абсолютное большинство готово записаться в третью группу — но не участвовать в восстании или терроре.

Московская бойня

Поздно вечером 6 декабря министр внутренних дел Петр Дурново узнает о том, что Моссовет печатает листовки с призывом ко всеобщей забастовке и вооруженному восстанию. Он решает не тревожить своего непосредственного начальника Сергея Витте, а звонит сразу в Царское Село — разбудить царя. Тот вызывает его к себе к семи утра — и поручает принимать самые решительные меры: «Ясно, что или мы, или они. Дальше так продолжаться не может. Я даю вам полную свободу предпринять все те меры, которые вы находите нужными».

Дурново дает Герасимову отмашку: можно начинать массовые аресты. Тот счастлив: в воспоминаниях он с гордостью пишет, что на самом деле начал готовиться к репрессиям сразу после манифеста 17 октября. В первый же день в Петербурге арестовано 350 человек, на следующий день 400. Арестовывают в том числе людей случайных — например, забирают в тюрьму 24-летнего адвоката Александра Керенского, который пока не имеет никакого отношения к революционерам (он хотел вступить в Боевую организацию эсеров — но его не взяли). Через 12 лет уже Керенский выпишет ордер на арест полковника Герасимова.

Когда премьер-министр Витте просыпается 7 декабря, он не может поверить своим глазам. Он проспал собственную власть. За ночь император, Дурново и Герасимов все решили без него.

Но главные события происходят в Москве. Генерал-губернатор Дубасов просит у великого князя Николая Николаевича подкрепления — тот отвечает, что свободных войск у него в Петербурге нет. Тогда Дубасов начинает войну своими силами.

Война идет в самом центре города. Баррикады повсюду: на Тверской, на Арбате, на Сретенке, на Триумфальной площади, у Никитских ворот, на Патриарших прудах… Квартира Горького находится на Воздвиженке, но он бегает по всему городу и записывает впечатления. Горький в восторге: «Публика настроена удивительно! Ей-богу — ничего подобного не ожидал! Деловито, серьезно — в деле — при стычках с конниками и постройке баррикад, весело и шутливо в безделье. Превосходное настроение!» Горькому 37 лет, но он тоже заражен юношеским революционным азартом, его совершенно не смущает смерть людей: «Все сразу как-то привыкли к выстрелам, ранам, трупам. Чуть начинается перестрелка — тотчас же отовсюду валит публика, беззаботно, весело. Бросают в драгун чем попало все кому не лень. Победит, разумеется, начальство, но — это ненадолго!»

Дубасов продолжает настаивать на подкреплении — он просит 15 тысяч. Солдат, расквартированных в столице, только 5 тысяч, и он считает, что этого мало. 15 декабря присылают свежие войска — Семеновский полк, отличившийся при подавлении недавнего мятежа в Кронштадте. За день до этого Дубасов привлекает еще и добровольцев из Союза русского народа. В Москве идет настоящая гражданская война.

Тактику восставших сейчас назвали бы террористической — они прячутся в жилых домах и обстреливают солдат из окон или с крыш, а потом убегают дворами и переулками. Те отвечают артиллерийским огнем. Большая часть погибших — конечно, мирные жители. Симпатии большинства москвичей — на стороне революционеров. «Вместо того, чтобы истребить врага, приводят в нищету и выгоняют на мороз ни в чем не повинных жильцов! Население терроризируется и озлобляется, а революционеры, конечно, нисколько не боятся и перебегают себе из дома в дом, — пишет в дневнике публицист-монархист Лев Тихомиров. — Мне жаль только гибнущих жителей, солдат и самих революционеров. За что столько крови? Для сохранения губящей Россию неисцелимой язвы?»