— Вы, всё-таки, перебили меня! Понимаю — больно! Но выслушайте до конца! Революция и бунт — бесполезны и опасны для страны. Выход из замкнутого круга можно обеспечить только сверху, в момент, когда позволят обстоятельства. Сверху удавалось всё делать бескровно. Скорее всего, выход будет медленным, может быть, мучительным, постепенным, и дай Бог, чтобы к 20-му году страна пришла в более или менее нормальное состояние… Во всяком случае, сделать это надо настолько политически профессионально и мудро, чтобы корабль не дал течь… А мировой апокалипсис, он идёт своим путём, о нём нечего беспокоиться, ещё на тысячелетия может протянуться, с перерывами радости и процветания, конечно.
Но гости не унимались.
— А от морального разложения жуть охватывает, — вмешался Яснов. — Недавно разговаривал со школьницей, лет 14, что ли. Просто за своим ребёнком зашёл, ждал его, и вот разговорились. Спокойно она так рассказала: разврат в школе такой, что даже знакомый по книгам с падением нравов в далёкие исторические времена и то удивился бы. Совокупляются, извините, одна с двумя-тремя мужиками одновременно, где попало, на морозе даже, в школьном туалете иногда… И она, эта девчушка, считает это нормальным и моим консервативным взглядам на это была крайне изумлена, даже детские глазёнки вылупила… И такая девочка, знаете, не дебилка какая-нибудь, говорит, что Достоевского стала читать…
— И у этих девчонок всё разворочено, ну каких детей они смогут рожать! И власти совершенно ничего не делают против этой лавины разложения, губят детей… Конечно, Совет Европы или Америка объявят нам войну или на нас санкции возведут, если мы ограничим свободу разложения… Они на это горазды…
— Что за ирония! За кое-что они и наложат… Особенно, если заговорим о преподавании основ религии…
Опять выкрики, слово взял Антон.
— Мы знаем про этих разложившихся. И, несмотря на грязь, к нашему удивлению, некоторые как-то изловчились быть хорошими и добрыми… Вот такой парадокс в духе Достоевского… Конечно, здесь уже речь идёт о последствиях физических, не только моральных, по-моему, что-то начинают исправлять и в этом плане.
— Что-то делается, ворочается, как в бочке, но нужны, наконец, радикальные меры.
— Нельзя. Америка с нами войну начнёт, причём ядерную… Ещё бы, их планы срываются…
Одобрительный смех.
— Ребята, хватит. На сегодня довольно! — воскликнула Наташа. — Давайте отвлечёмся на стопроцентный позитив. Хорошее вино, и вокруг друзья. «Да здравствует солнце, да здравствует разум!» Положим конец безумию 21 века! Да просто поболтаем на лёгкие темы…
…На следующий день, поздно вечером, Сугробов подъехал к знакомому дому, где жил Меркулов. Они должны были встретиться.
…Миллионы звёзд смотрели на Россию, чёрное небо точно скрывало великий Свет, таящийся за небом, Свет, который никто не видел.
Сугробов позвонил, Саша встретил его, как обычно, приветливо. Он был один.
— Скоро подойдёт вся наша компания, — слегка улыбнулся Саша. — А пока посидим, подождём их в гостиной.
Они вошли.
— Рассказывай, Мишенька.
И Сугробов подробно описал встречу на даче.
— Ну, что ж, думаю, всё правильно. Только слишком уж эмоционально ваши гости отнеслись, ругали криминальный мир, бизнес, этих питекантропов, элиту, так сказать. Зачем уделять им столько внимания? «Мне отмщение, и Аз воздам». Они и так обречены…
— Ну, тут уж я не мог сдержать.
— Главное — спасение страны. И людей. Но народу будет тяжело… Будущее, даже ближайшее, темно, потому что в такие переломные периоды все могут колебаться… И самые лучшие визионеры прозревать разные варианты…
— Да уж. «Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые».
— Думаю, Миша, что тот, кто посетил этот страшный мир, должен смотреть на это посещение как на награду Божию. Ибо, значит, удостоен он одного из самых тяжких испытаний, которое выпадает на долю живого существа.
Сугробов хохотнул.
— Что правда, то правда.
— А я, Миша, приготовил для всех нас крайне загадочные, почти никому не известные, явно эзотерические два манускрипта. Один из них на санскрите, другой — на протосанскрите. Мой друг, ты знаешь его, перевёл, тем более, протосанскрит — это фактически русский язык.
Раздался звонок.
— А вот и наши идут, — произнёс Меркулов.
* * *
TERRA FOLIATA — ЖЕЛАННАЯ И БЕЛАЯ, КАК СНЕГ, ЗЕМЛЯ ОПАВШИХ ЛИСТЬЕВ. Кристаллических листьев, что опали с Древа Знания. Древа, кое уходит корнями своими в Небеса. Древа, чьи побеги составляют великую священную индоевропейскую ТРАДИЦИЮ. ТРАДИЦИЮ, которая, подобно подводной реке, то разливалась наружу широкими потоками, питая великие империи, то била едва заметными ключами, коих, тем не менее, всегда хватало, чтобы напоить жаждущих Знания.