Империя Габсбургов

Мария Терезия была очень набожной женщиной. Молитве она обычно посвящала по несколько часов в день. Как ни странно, этот факт доказан многочисленными свидетелями, несмотря на то, что она была весьма деятельной и очень занятой. В марте 1778 года она всенародно простояла три часа на коленях в венском соборе, умоляя Господа отвратить грозившую ей войну за баварское наследство. Одна из ее дочерей, эрцгерцогиня Елизавета, сама признавалась, что когда бывала с матерью в церкви, то они оставались там так долго, что под конец она уже не понимала ни того, что сама говорит, ни того, что слышит. С годами религиозность императрицы только усиливалась. Своей искренней религиозностью и строгой моралью она отличалась практически от всех европейских правительниц того времени. Правда, с годами это стало приобретать характер нарочитой демонстрации, доходившей до ханжества. Императрица вдруг попала в ситуацию, когда ее моральное превосходство подверглось осмеянию.

Чувства Марии Терезии и Франца с годами не то чтобы остыли, но испытали влияние образа жизни венценосных супругов.

К тринадцатилетней годовщине счастливого брака Мария Терезия заказала саркофаг для усыпальницы в церкви ордена капуцинов. На крышке надгробного памятника изобразили императорскую чету, воскресшую в день Страшного суда. Они склонились друг к другу, молодые, пылкие, готовые броситься друг другу в объятья, а ангел держит венок над головами супругов. Кроме того, глубокий вырез на церемониальном платье императрицы показывал ее красивые плечи и грудь, да и поза императора была несколько двусмысленной. Никакого смирения и благочестия, более приличествующих для королевской усыпальницы, сей монумент не выражал. Ничего удивительного в том, что женщина-императрица хотела остаться в веках молодой, красивой и полной жизни, да и мужа она любила по-прежнему. Но вот Франц уже не был верным возлюбленным.

Он соединял в себе все, что могло привлечь женщин: привлекательность, доброту, образованность. Это был настоящий светский человек: хороший охотник, грациозный танцор и образцовый любовник, недаром он провел свои юные годы при французском дворе. Супруга добилась для него короны Священной Римской империи (которую не могла получить как женщина) и надеялась, что он проявит себя как военный или дипломат. Однако в конце концов его участие в государственных делах свелось к функции супруга. Но и это постепенно стало для него малопривлекательным, так как его жена была почти постоянно беременна, а ее образ жизни не предполагал даже частых встреч супругов вне общей спальни в Хофбурге.

Конечно, Франц был совсем не одинок в своем стремлении к жизненным удовольствиям. Это вообще был легкомысленный век, и нравственные устои в Вене, как и других местах, были не такими, как хотелось бы строгим моралистам. Флирт и любовные интрижки занимали мысли не только придворных красавиц, но и зрелые государственные мужи не отказывали себе в разного рода амурных приключениях.

Мужчины дружили с любовниками своих жен и даже были им благодарны за то, что они взяли на себя часть их обременительных обязанностей. Тем более, что они сами также замещали кого-то в другом месте и просто не успевали бы уделять внимание еще и своим женам. Говорили, что замужние дамы фактически имели двух мужей: одного, чье имя они носили, и другого, который фактически исполнял обязанности мужа. Грубость и безнравственность были везде: и в театре, и в жизни, рождение ребенка даже в самых знатных семьях часто вызывало шквал непристойных комментариев.

Так и об императоре Франце пошел слушок, что волочится за красивой танцовщицей и ужинает с ней. Слухи разрастались, и вскоре вся Вена судачила о том, кто на этот раз стал пассией императора: оперная дива из Венского театра или очередная придворная дама. Прусский посол писал о том, что императрица охотно вела бы простую семейную жизнь, однако император отказывается должным образом принимать в этом участие. Можно представить себе, что пережила императрица, узнав о многочисленных романах супруга. Она вдруг стала просто женщиной, которая ревнует и страдает. Правда, императрицей она из-за этого быть не перестала и приняла меры в поистине имперском масштабе: она решила ликвидировать порок во всей своей империи и была уверена, что справиться с моралью можно так же, как с уплатой налогов или с управлением войсками. В 1747 году она создала «Комиссию целомудрия», а по сути — полицию нравов. Целью этой организации было принуждение к добродетели. Государственному канцлеру Кауницу выпала сомнительная честь возглавлять эту акцию. Ему пришлось особенно трудно, так как нужно было сохранять в тайне от правительницы своих любовниц и славу прожигателя жизни. Под его командование передали регулярные отряды государственной полиции и большое число тайных агентов, чьей задачей было повсюду разыскивать тайный порок. И началась борьба за благопристойность!