Империя грез (СИ)

– Пей, если хочешь жить! – приказал он и приложил руку к ее сухим потрескавшимся губам. Сначала ничего не происходило, затем она вздрогнула, открыла мутные глаза и свободной рукой схватила его руку, жадно впившись в его окровавленную ладонь.– Пей мою жизнь! – проговорил он спокойно. Он чуть нагнулся вперед и, придерживая ее голову, начал тихо шептать ей на ухо своим колдовским и мелодичным голосом темного ангела, завораживающие красивые слова, которые необходимо было услышать ее искалеченной душе. Что именно говорил вампир, разобрать было нельзя, но в глазах Сарсэи вдруг поселился покой, из них медленно ушла боль, как слой песка на сильном ветру, стерся страх и бешенство, и сердце ее, скованное льдом незаслуженной боли, наконец оттаяло. Она перестала пить, хрипло выдохнула, разжав руку, закрыла глаза и мгновенно заснула глубоким ровным сном, который приносит людям лишь покой и выздоровление. Тем самым сном, который с возрастом приходит к людям все реже, отгоняемый бесконечными тревогами и заботами этого мира.

Фледер взвился с места как змея, взял в руки цепь, к которой по прежнему была прикована ее рука и одним коротким рывком вырвал ржавую сталь из стены. Кованый болт, вкрученный в камень, с визгом лопнул пополам и со звоном отлетел к противоположной стене. Вампир достал из внутреннего кармана свей одежды карту Сири-Саран и аккуратно положил ее на грудь спавшей Сарсэе пестрой рубашкой вверх. Затем улыбнулся и повернулся к все еще горевшим сизым магическим пламенем дверям и стене.

– Нет ничего, что могут сотворить два злых человека и что потом не смог бы исправить еще более злой вампир.

– Как это не разумно, Фледер. Тратить жизненный силы прямо перед боем. Сострадание твоя самая слабая сторона. Жалость к слабым не должна быть присуща древним, ты как и твой брат за столетия жизни размяк вместо того, чтобы стать сильней, – голос Феалхаса, доносившийся из темного проема, ведущего в коридор, стал совершенно иным. Он обрел небывалую силу, пустоту и жесткость. Так, словно с ним разговаривал не человек, а сотня огромных чудовищ, с нетерпением ждущих его к себе на кровавый обед в качестве главного блюда.

Вампир усмехнулся.

– Я живу на этой земле бесконечно долгое время, я давно уже забыл большую часть всего, что со мной произошло. В своих темных грезах я был в таких далеких местах, которые не в состоянии представить ни то что человек, но даже ты со всей своей невероятной силой. Когда я был маленьким, взрослые часто говорили мне – терпи, ведь ты же мужчина. Сегодня я в очередной и бесконечный раз убедился, что женщины этого мира умеют терпеть боль гораздо лучше мужчин и этому у них постоянно стоит учится.

– Ты боишься меня, Фледер?

Он снова улыбнулся сухо будто это была не радость, а отражение отчужденного и холодного презрения.

– Я должен был умереть еще тысячу лет назад. За это время я перестал боятся чего-либо вообще. Уж тем более тебя.

– Я не верю. Все чего-то боятся, даже такие как ты, – стальной и жуткий голос из темноты стал насмешливым и язвительным.

– Ты не веришь мне, потому что ты обрел силу и вместе с ней потерял веру в доброту, без которой творить зло невозможно, потому что оно теряет смысл. Ты перестал верить в мир, в котором живешь, в его уникальность, в его силу и неповторимую красоту. А в месте с этой верой ты потерял свой разум. Разум – единственная ценность для таких как ты. Но не расстраивайся. Сегодня твои мучения наконец закончатся, а я заберу твою силу себе.

В ответ на это послышался громкий и злой смех, такой безжалостный и холодный, что от него у человека, услышавшего подобный звук, сердце ушло бы в пятки.

– Мне так часто обещали это. Быть может, хотя бы ты не обманешь меня, Фледер?

– Не обману, – пообещал тот. – Совершенно точно не обману.

Треснула рвущаяся одежда и за спиной у древнего вампира быстро выросли два огромных серых перепончатых крыла, словно два кинжала, вышедших из ножен. Каждая тонкая фаланга перепонки внизу заканчивалась кривой как коготь иглой, которая была тверже и острее любой существующей стали. Внешность древнего изменилась, он словно разом похудел и вытянулся, руки превратились в лапы с тонкими и острыми шипами, пальцы увенчались черными когтями, длинными и изогнутыми как острый нож скорняка. Лицо его перестало напоминать лицо человека и стало лицом громадного нетопыря, изменившись резко как сгоревшее сливочное масло. Глаза вампира вспыхнули кровавым, алым огнем закипающей киновари. Тонкие губы растянулись, оскалив два ряда длинных и острых клыков. Чудовище зарычало и вместе с рыком из пасти пошла струя густого пара, словно вокруг ударили морозы последнего катаклизма. Старейшина метнулся вперед, свернув громадные крылья, как бесшумная тень скользнув в широкий дверной проем прямо перед ним.