Империя грез (СИ)

– Простоя ивовая лоза, тугая, длинная и гибкая. Средство воспитания детей, рабов попрошаек и безнадежных лентяев. Дешевое и крайне простое средство устрашения и наказания в школах уже не первую сотню лет. В умелых руках эта гибкая жалящая ветвь творит настоящие чудеса. Она способна заставить немого петь, а глухого услышать. Думаю, тебя она заставит прозреть, проклятая еретичка. Кнут нужен, если хочешь жестоко убить человека. Плеть нужна, если хочешь наказать его и тебе совершенно не важно, что он тебе при этом расскажет. А вот лоза. Это как раз для тех, кто должен с тобой говорить. Для тех, кто забыл или проспал урок богословия и теперь никак не может вспомнить услышанного. Для тех, кто со слезами причитает и просит простить его за содеянное безобразие. Для тех, кто не желает рассказывать, где был и что именно делал. Как говорят в народе? Розга свистнула – девка взвизгнула!

Лилея из Семериван дернулась вперед, звякнув цепью, на которой почти что висела, так словно хотела впиться Инквизитору в горло зубами и ее потрескавшиеся от жажды губы скривились в глубоком презрении, а после лицо исказила самодовольная и очень злая улыбка.

– Конечно. Все именно так и есть. А помнишь ли ты сколько таких прутьев сломал об тебя твой почтенный отец, Вергилий? Он с рождения был кровельщиком, пока однажды не напился и упал с крыши, искалечив себе ногу. Как падшие с небес, которых Бог прогнал из рая за непослушание и которые обречены теперь вечно хромать после удара о землю. После этого, дела твоего отца стали совсем уж плохи ибо ничего иного, кроме как латать крыши, он делать никогда не умел. Если говорить честно, и это удавалось ему не слишком хорошо. Нищета и пьянство сделали из него настоящего зверя. Расскажи, старик, ты еще слышишь по ночам эти жуткие шаги вверх по лестнице вашего старого прогнившего и сырого дома? Самые страшные звуки в твоей жизни. Еще слышишь этот стук, с которым твой пьяный до беспамятства отец подволакивал покалеченную ногу, когда шел ночью к тебе в комнату? Ты же помнишь, зачем он приходил к тебе, маленький Иоганн? Помнишь, как ты пытался спрятаться под кроватью и молился всем богам, которых помнил, чтоб он хотя бы раз прошел мимо твоей хлипкой скрипучей двери. Но вот увы, чуда не происходило и он каждый раз открывал ее и раз за разом находил тебя в темноте.

Великий Инквизитор и без того бледный будто смерть, от услышанного стал в буквальном смысле серо-пепельного цвета ибо вся кровь ушла от лица, забранная ледяным ужасом, шевельнувшимся в груди. Он замер с ивовым прутом в руках, словно его разом обратили в соляную глыбу. Глаза его округлились от безумия, ибо переживания, которые он мучительно старался забыть всю свою жизнь, вдруг встали перед ним словно это происходило только вчера. Переживания, из-за которых он стал таким необузданно жестоким. Переживания о том, что никто кроме него не знал и не мог знать, готовы были внезапно вырваться наружу, лишив его рассудка и остановив его сердце. То, что сейчас говорила ему Лилея из Семериван было настоящим и как ему казалось давно забытым кошмаром. Кошмаром, который он давно, как ему казалось, похоронил в самых далеких и темных кладовых своего ума, загнав его туда усердным трудом, молитвами, поиском ведьм и колдунов во имя Света, которые умудрялся перемешивать с неудержимым развратом, насилием и необузданным пьянством. Всех свидетелей своей темной стороны старый Иоганн-Вергилий всю свою жизнь методично уничтожал и преследовал, обвиняя их в колдовстве и хороня в душе еще больше черных секретов, стараясь засыпать ими одну, но самую страшную из своих тайн. И тут оказалось кто-то все про него знает. Кто-то читает его мысли и роется у него душе, словно в пыльном сундуке со старым плесневелым добром. Страшнее этого ему сложно было хоть что-то представить.

– Что ты сказала? – вымолвил он голосом, который стал на удивление жалобным и по старчески детским. Все прочие замерли в замешательстве, пристально глядя то на лицо первосвященника, то на подвешенную на цепи слепую женщину в грязной робе. Становилось понятно, что между ними происходило нечто непостижимое, но что именно сказать было нельзя, поскольку нельзя было этого понять.

– Что слышал! Я задала тебе вопрос. Изволь мне ответить. Ты вспоминаешь по ночам тот звук, с которым твой отец, буйный пьяница и изверг, подтаскивал свою мерзкую гниющую ногу за собой, когда шел к тебе, маленький Иоганн? Помнишь ли ты зачем он приходил к тебе, когда ты был еще так мал? Что он делал с тобой?

У великого Инквизитора отвисла челюсть и перехватило дыхание. Ему словно медленно вонзали нож вниз живота, осторожно поворачивая лезвие. Он пошатнулся на месте, оперевшись свободной рукой о стол, чтобы не растянутся на грязном полу.

– Я вижу ты помнишь. Ты просил его перестать, но ему не было дела до твоих просьб, не так ли? Он ненавидел все живое за то, что его жизнь всегда была наполнена болью. Он ненавидел всех на свете людей и лживых богов, а отвечать за его ненависть приходилось тебе.