Империя Гройлеров

И к появлению в палате «Куриных мозгов» жердочки кур-тизанок он, профессор, говоря по совести, тоже приложил свою четырехпалую лапу. Он, известный своей приверженностью семейным ценностям и святости брака! Конечно, оппоненты издевались над престарелым ученым, говоря: «Легко тебе слыть сторонником крепкой да нерушимой тюрь… то есть, семьи, ты же никогда не хлебал домашних щей, не ведаешь, как они порой бывают горьки!

А с курами-тизанками случай вышел такой. Как-то они целой ватагой ввалились на заседание палаты «Куриных мозгов», и даже охранник Брама, начальник ОПа, который был столь огромен и силен, что мог в одиночку повалить с десяток петухов, не говоря уж о курочках, не смог остановить этот демарш кур-тизанок.

Предводительшу курочек тизанской породы, мамашу Коко, в шутку называли даже не жилистой, а «мужилистой» теткой. И клиентами ее были обычно либо петушки «с отклонениями», которых, по сути, и петушками-то назвать было бы срамно, или… Симметрично «отклоненные» куры. И тех и других в Кур-Щавеле было так мало, что они не заслужили даже особого статуса, права называться «меньшинствами».

Не добившись успеха и благосостояния на «трудовом фронте», Коко резво принялась за администраторскую работу. И благодаря своей мужилистости быстренько привела кур-тизанок к повиновению. Благо рассчитывать на заступничество ОПа таковые асоциальные элементы, как куры Тизанской породы, не могли.

Ввалившись с толпой кур-тизанок в палату «Куриные мозги», мамаша Коко в ультимативном тоне потребовала предоставить ей и ее «цыпочкам» свою собственную жердочку в национальном мыслительном центре.

– Ну, это уж ни в какой курятник не лезет! – прикрикнул на зарвавшихся кур-тизанок Премудрый Плимутрок. – Ваш, сударыни, образ жизни просто не позволяет вам находиться в представительном органе государства честных кур и…

Премудрый Плимутрок поперхнулся, но все же договорил:

– …и порядочных петухов.

Кое-где по углам «Ума палаты» послышались сдержанные смешки, и Премудрый, стушевавшись, занял свое место в президиуме.

– Нет, зачем же? Договаривайте! – вскинулись куры-тизанки. – Вы намекаете на то, что мы не трудящийся элемент? Да?

– А хотя бы и так, – важно задрал хохолок Мазокур.

– Эх, Мазокурушка ты наш миленький, и ты – не с нами, – скорбно пропела мамаша Коко.

И подала сигнал своим «цыпочкам».

Те, смеясь и игриво подкудахтывая, выволокли Мазокура с насеста на всеобщее обозрение, окружили его кольцом и завели плясовой хоровод, да с песней:

Ох ты, Петя-петушок,
Золотой гребешок,
Масляна головушка,
Шелкова бородушка!

– Цыц! Замолчать! – возгласил секретарь собрания Лег. – Песня запрещена специальным указом «Куриных мозгов» еще в… в…

Он не смог вспомнить. Он лишь беспомощно тыкал крылом в длинный баннер, висящий на стене собрания: «Вечный позор Петьке Рябому!»

Между тем в круг повыскакивали со своих насестов наиболее горячие петушки-окольцовцы, начали приплясывать вместе с Тизанками, подкукарекивать.

Тизанки грянули уже всеми своими глотками, а кое-кто – и зобом, дрожащим контральто:

Ходит Петя по избе,
Да похаживает,
Да бородушку свою
Все поглаживает!
Меня бедненькую,
Меня страстненькую,
Он потаптывает, ох потаптывает!

– Ну и довольно, – тихо рек Премудрый Плимутрок, и все почему-то сразу успокоились, принялись протирать взмокшие гребешки, рассаживаться по насестам. Угрюмо поплелся на свое место и поклеванный любвеобильными курами-Тизанками художник Мазокур.

Мамаша Коко снова воспользовалась паузой:

– Тогда я хочу спросить профессора Алектора – надеюсь, с его мнением здесь все хоть сколько-нибудь считаются, верно?

– Верно! – заквохтало собрание. – Вмажь им, уважаемый Алектор, коли уж Мазок не вмазал!

Профессор поднялся с насеста президиума, почему-то волнуясь. Очевидно, многоопытный ученый уже заранее предчувствовал какой-то подквох со стороны мамаши Коко.

– Ну, – только и сказал Алектор, избегая смотреть в подведенные глазки кур-тизанок, хотя уж он-то никогда в жизни не топтался с ними.

– Скажите, профессор – какая работа самая трудная, самая важная и самая долгая? – подбоченясь, выкрикнула Коко.

– Работа над самим собой, – твердо, как непреложную истину, возгласил Алектор.

– Правильно! О, Ратор, правильно! – подхватили нестройные голоса нескольких окольцовцев.

– А вы, доцент Петел? Вы, как ученый, тоже так считаете? – повернулась к своему давнему приятелю мамаша Коко.

– Ну да, разумеется, в этом вопросе я вынужден проявить солидарность с профессором, – как можно развязнее прокудахтал Петел.