– Шестое. Британия. Вот тут мы должны нанести самый сильный удар. Все наши пляски с бубном в общественном мнении континента мало что дадут, если грандиознейший скандал не разразится в самой Британии. Да так, чтобы по максимуму: с митингами и демонстрациями, заявлениями оппозиции и слушаниями в парламенте. Нам нужно добиться невозможности возобновления боев у острова со стороны Британии и связать общественным мнением свободу рук Лондона в других местах мира. В идеале меня устроит падение правительственного кабинета Великобритании.
Суворин записал все и вновь почтительно склонил голову.
– И главное, Борис Алексеевич. Главное! Нужно особо обыграть заботу родимого Отечества и лично меня о судьбе экипажа крейсера «Память Меркурия». Настолько большую, что мы объявляем одностороннее перемирие для операции по спасению доблестных наших моряков с острова. Этим мы и объясняем невозобновление сражения утром. Мол, гуманитарная миссия, империя своих не бросает. Улавливаете мысль?
Тот прячет улыбку и склоняет голову:
– Точно так, государь.
Барабаню пальцами. Вроде все сказал. Впрочем, вишенка на тортик гуманизма:
– И можете, кстати, упомянуть, что, уважая героев обороны Медвежьего, наша эскадра передала норвежцам еду и медикаменты, а также готова организовать вывоз желающих на материк. В общем, больше гуманизма и прочей циничной человечности. Массы это любят. Вопросы есть?
– Вопросов нет, ваше всевеличие.
– Вот и славно. Полагаюсь на ваш циничный профессионализм, как, впрочем, и всегда. Жду тексты моих посланий. Ступайте, граф.
Суворин посмотрел на меня с неприкрытым цеховым уважением и, склонив голову, покинул кабинет.
Фу-у-ух, с этим вроде как-то разобрались. Худо-бедно. Не знаешь, как подать поражение? Подай его как победу. В этом Суворин совершенно прав.
Что ж, возможно, мой министр информации нередко слишком много на себя берет, но таких ярких звезд вокруг меня не так много, у каждой из них свои тараканы. Брусилов чрезвычайно обидчив и тщеславен, Гурко не менее тщеславен и очень ревнив к успехам других, Маниковский, будучи исключительной силы кризис-менеджером, спал и видел себя диктатором и спасителем Отечества, за что был снят с премьера и отправлен наместником Севера. Даже злосчастный Колчак, блестящий исследователь Заполярья и неплохой организатор всякого рода экспедиций, был плохим политиком и, как оказалось, весьма посредственным адмиралом. У того же Емца свои тараканы, у Иволгиной – свои, а уж сколько тараканов у меня, сестрицы Ольги и той же Маши, даже не описать. Тараканы самых эпических размеров и разновидностей! Даже у Мостовской они бегают туда-сюда. Ладно, это все лирика.
Вызванный полковник князь Искандер стоял навытяжку, пока я дописывал послание.