Командор очнулся через пять минут. Он уже не в здании, под горой обломков, придавивших его. Он повис на руках под подмышками у двух крепких беженцев. Эстебан увидел развороченную в клочья броню на себе. Она сослужила хорошую службу, защитив Командора от кусков бетона и мусора, что могли распороть его грудь и сломать рёбра, не будь на нём этой брони, но теперь она бесполезна, став чёрным набором из ошмётков, что свисали подобно дряхлому тряпью.
Он с огромной силой оторвал голову от груди. По всему телу пробежала неимоверная боль, сильнее всего отозвавшись в голове. Подняв взор, Командор увидел вооружённых людей в рванье и пистолет у своей головы, что продавливался в его висок. То место где он был было заполнено беженцами. Под ногами он увидел сорванную маску со шлемом. Эстебан почувствовал вкус крови на губах.
– Ну, что скажешь, что б мы тебя не убивали, – с жутким акцентом, надменно и с широкой улыбкой сказал беженец, что направил ему пистолет в лицо.
Эстебан, из последних сил стараясь не потерять сознание, негромко из последних сил и постанывая, ответил:
– Вам бы свалить отсюда.
– А то что? За тобой никто не придёт. – Будто издеваясь, твердил мигрант. – Ты сейчас в нашей власти. Мы можем тебя и пощадить, если…ммм…как это у вас называется…нам будет хорошее вознаграждение. – С широкой улыбкой, явно вымогая для себя что–то говорил враг.
– Сейчас будет нанесён ракетный удар, – тяжко выговорил Командор. – Хотите жить. Уходите.
Улыбка на лице беженца сиюминутно пропала. Он, что–то крикнул своим на непонятном языке и те стали поспешно разбегаться, с ужасом в глазах.
– А ты я смотрю из вороньих призраков. Что ж, мы тебя не убьём, мы тебя обменяем. – Сказал беженец Эстебану.
Командора куда–то потащили, и он снова потерял сознание, окончательно провалившись в бессознательное состояние.
Глава двадцать вторая. Конец бесконечной серости
Полдень следующего дня.
В Риме прекрасно. Воздух был прохладен и свеж, только серость как–то умоляла достоинство этого вечного города. В этом славном граде на семи холмах отлично сочетались разные элементы из различных эпох. В нём отлично сочетались и старые эпохальные дома и строения, стоявшие здесь со времён первой республики на этом древнем полуострове, и здания, что напоминали древних о временах, когда Папа Римский был здесь безоговорочным королём, властвовавшим над всей Европой, и новые дома Рейха, выполненные в неоготическом стиле. Так же здесь отлично гармонировали роскошные и богатые здания, типа шпиля Лорд–Магистрариуса, и унылые серые здания, построенные только для проживания и не для чего больше. И именно в этом городе отлично сочетались новые районы и развалины старого Рима.
Алехандро поднял голову вверх.
– Мда, погода нам не благоволит. Когда уже эта серость развеется, – возмущённо изрек парень.
– Не думаю, что это будет сегодня, – напомнил о себе Габриель.
– Главное, что б серость и убогость развеялась в нашем обществе и нашей политике, – с улыбкой, пытаясь хоть как–то улучшить настроение, сказал Алехандро.
– Да, это главное, – поддержал его Габриель.
– Ничего, нам в этом деле обещали помочь, но почему–то они задерживаются, – грузится Давиан.
Ребята стоят посреди старого заброшенного района, в котором нет миллионов камер, комиссаров, полицейских или иных вездесущих и многочисленных слуг режима. В этих районах отсутствовал неутомимый глаз Рейха, что так любил следить за каждым своим гражданином, в поисках отступника, так как он просто тут не нужен или же отважен отсюда по чьей-то тёмной воле. Под ногами вылепляется бетонная крошка и всякий мусор, что остался здесь с давнишних времён. Вокруг только стояли серые, разбитые и убогие здания, а среди них слегка порой подвывал ветер, которой был подобен голосу давно ушедшей эпохи, когда на этих землях существовала свобода и демократия, повествовавший о времени, когда на этих землях ещё не существовало тирании и безграничного деспотизма. А эти старые и разбитые здания стали подобны призраком той эпохи, став склепом духа свободы этих мест. Эти сооружения оказались воплощением гордых и несломленных призраков, что не хотели уходить вслед за той эпохой, что ушла на кладбище истории. Они, разбитые, убогие, обшарпанные, заброшенные, но гордо стоявшие и сломленные, как бы бросали вызов самому режиму и Канцлеру. Эти здания, самим своим существованием попирали мощь Рейха. Они будто бросали свой дерзкий вызов бесчеловечному режиму, вызывая его на последний поединок, который им было суждено проиграть. Канцлер своим указом приказал сравнять с землёй эти районы. Тотальное уничтожение «памятников»–призраков должно состояться в начале декабря.