Империя камня и веры

– Не придирайся к словам, нас ждут ещё очень важные дела, которые не требуют отлагательств, ты это понимаешь? – грозно, не сдерживая раздражения, но в тоже время с важностью и самомнением в голосе, ответил вопросом Алехандро.

Оставшиеся смотрели на это несколько с недоумением. Они несколько не понимали, почему люди, причислявшие себя к одному братству, стоят и грызутся друг с другом, как две бабки на базаре, хотя подобное поведение на рынках было давно запрещено, как «угрожающее этике и культуре Рейха».

– Жалкое зрелище…. – Тихо, почти прошептав, с нескрываемым презрением сказал Ариан.

– Ладно, давайте непосредственно перейдём к делу, – с монотонностью тембра сказал Бертолдо.

– Это было бы отлично. – Несколько улыбаясь, сказал Мицелий.

– Для начала я предлагаю уйти с открытого пространства. – Предложил Ариан. – Не хочу, чтобы на нас нарвались министерские крысы.

Все согласились с парнем и начали расхаживать по кладбищу ушедшей эпохи в поисках надёжного убежища, каким мог стать один из склепов.

Габриель шёл с ними в строю. Он помалу прислушивался к тому, что говорят предводители игрушечной демократии, но особой ценности их словам не предавал. Парень понимал, что их правила, их сообщества, их идеи – это мельчайшая пыль на теле режима. Стоит им выступить, пытаясь хотя бы отнять дом в Милане у государства, как армия Рейха, залповым огнём пехоты или точечным авиа ударом просто сотрёт их в порошок, а Министерство Идеологической Чистоты просто вычистит это выступление даже в истории того квартала где оно произошло. После них ничего не останется, даже имена бунтовщиков, вычеркнут из всех источников и баз данных. За ними никто не стоит, их никто не поддерживает, а поэтому смысла выступать не было. Хотя в «список врагов империи» их имена будут внесены, а это значит, что их друзей, знакомых и родственников занесут в специальный список «возможных диссидентов» и установят усиленный контроль через каналы практически всех министерств.

В таком государстве как Рейх, о революции снизу нельзя было и думать. Сама её возможность была пресечена. Усиленный культ личности, доведённый до фанатизма, система рейтингов, абсолютная слежка за гражданами, неоспоримое доминирование Культа Государства и Империал Экклесиас и мощнейший контроль Имперор Магистратос над всеми сферами жизни не позволяли людям узнать о чём–то ином, нежели вера в Бога и Канцлера. Бесконечные казни и акции устрашения, смешанные с террором, доминирование в делах правосудия министерства Идеологической Чистоты, скоротечность и идиалогизированность правосудия, мощная нерушимая армия и абсолютная власть Канцлера – всё это просто делало революция снизу невозможной. Ей просто не дадут зародиться, а если и появится шанс на революцию, то её сразу задушат залпами огня и сотнями показательных казней. Любым ответом на требовании людей о свободе будут раскаты артиллерии и жестокая резня на улицах. Требований митингующих просто не услышат из–за грохота залпов орудий и стонов умирающих людей, их утопят в крови, а тем, кто был вне разных движений промоют мозги. Этим отлично занимаются министерство Пропаганды Новых Идеалов и Культ Государства.

«Но разве возможно заглушить народную волю только лишь вездесущей идеологией и оружием»? – подумал про себя Габриель, но тут же нашёл ответ на свой вопрос. Миллионы людей, сотни миллионов выступят за сохранение имперского строя, ибо в умах граждан Рейха до сих пор зиждется ужас Континентального Раздора – тотальная нищета, разруха и голод на пару с алчностью местных царьков. Разве что ничтожная часть из четырёхсот миллионов граждан способна подняться против Рейха, но их тут же заклюют остальные, не желая каких-либо изменений, которые способны снова ввергнуть Империю в лоно нового кризиса.

Но вдруг восклики Алехандро вырвали Габриеля из мыслей на этом кладбище старой демократии.

– Смотрите! Вон годное здание! – указывая на одно из зданий, заголосил Алехандро.

Габриель кинул на него свой взгляд. Серое, унылое, разбитое и истерзанное временем, больше напоминавшее разрушенный старый склеп. Последнее напоминание о ранее здесь существовавшей Италии, а потом и Римском Престоле оно совсем не походило на место встречи глав самых крупных сепаратных сообществ, свободного города Милана. Но им нужно было укрыться от ока режима и они это сделали.

Парни не приметили одного: это здание, вместе с рядом стоящими постройками, образовывало незамкнутый квадрат, с отсутствием одной стороны. А в середине этакого дворика стояло некое здание, отдалённо напоминавшее постройку, отражавшую величие былых эпох. Парни зашли в полуразрушенное здание и увидели, что раньше тут был, какой–то офис, где беспрестанно работали сотни бумажных клерков, а это его первый этаж, который был практически пуст. Только старый стол в углу у окна. Внутри оно оказалось ещё более жалким и убогим, нежели снаружи. Обшарпанные и потрескавшиеся стены, разбитый пол, который был весь в горах мусора, выбитые окна, сквозь которые спокойно гулял ветер.