Империя, которую мы потеряли. Книга 1

2. Санкции ничего не дают! Этого американцы никак понять не могут. Более того — в России всегда находятся сильные группы, заинтересованные в продолжении политики санкций и контрсанкций — и все эти группы антизападные.

3. Россия критически не умеет работать с Конгрессом США. Президент Тафт был явно не менее пророссийским, чем сейчас президент Трамп. А вот место и роль Конгресса — мы как не понимали так и не понимаем.

4. Вопрос о суверенной демократии как стоял, так и стоит. В том же самом контексте.

3.4. Британская империя

Писать про Британскую империю, про Великобританию, какой мы ее знаем теперь — и сложно и просто. Сложно — потому что это другая цивилизация. Враждебная нам уже хотя бы потому что она — другая, в ней все устроено совсем иначе. Просто — потому что мы знаем о ней больше, чем наверное о самих себе…

Например — в Великобритании 1917 год был невозможен по определению. Как и французская революция и испанский фашизм. Просто потому, что это не Западная Европа. Потому что там другие корни, другие идеалы и другие принципы бытия.

Лучшее, что можно найти про суть Великобритании я нашел у Джереми Паксмана.

Когда классовая структура Франции взорвалась революцией, родилась новая модель француза и француженки. «Подданным было сказано, что они стали Гражданами, — пишет искусствовед и историк Саймон Шама, — совокупность подданных, которых сдерживали несправедливость и устрашение, стала Нацией. От этого новшества, от этой Нации Граждан можно было не только ожидать, но и требовать справедливости, свободы и изобилия». Не претерпевший с тех пор изменений революционный идеал принес катастрофические побочные эффекты вроде оплакиваемых Стайнером тысяч людей, погибших во время Парижской коммуны. Однако сложилось представление о Гражданском Государстве, в котором у людей есть четко определенные права и обязанности, гарантированные конституцией. Англичане, не испытавшие такого, подобного землетрясению, шока, остались нацией индивидуумов, не ожидающих от государства чего-то грандиозного. Любопытно, что до революции целый ряд французов, в том числе Вольтер, Монтескьё и Мирабо, побывали за Ла-Маншем и превозносили именно это свойство англичан. Во время Американской войны за независимость, когда французские соглашатели провозгласили, что они на стороне восставших колоний, Бомарше получил письмо от одного своего друга, в котором говорилось, что «весь мир смотрит на Францию как на избавителя, как на единственную нацию, способную побить англичан». Но в этом письме был и совет: «Случись вам одержать победу, проявите уважение к Англии. Ее свободы, ее законы, ее таланты не подвергаются угнетению абсурдным деспотизмом. Это образец для любого государства». Даже такой кровожадный революционер, как Жан Поль Марат, восхищался тем, что ему удалось узнать об английской политической традиции, когда он был в Лондоне в изгнании; Джон Буль счел бы странным, что его считают вдохновителем Французской революции, но отчасти так оно и есть.