Империя, которую мы потеряли. Книга 1

3. Отделение церкви от государства и свобода совести. Здесь надо признать, что за последние тридцать лет Российской Империи мало какая ее институция причинила столько вреда, сколько Синод и Русская православная церковь. Я сам православный — но это говорю, потому что это правда. Должен признать, что кое-где я был неправ, говоря, что церковь в России не приобрела политического измерения и не попыталась создать христианско-демократическую партию. Такая попытка как раз была предпринята Константином Победоносцевым, но вместо христианских демократов он попытался создать партию христианских консерваторов с замашками инквизиторов и явным ее использованием для агрессивного «охранительства». Чтобы вы понимали — после Александра II РПЦ стала явно и агрессивно использоваться в политических целях на стороне государства, в том числе с широким использованием норм уголовного законодательства, защищающего доминирующее положение РПЦ. Одновременно — церковь раздирали внутренние противоречия, если политическое ее крыло во главе с Синодом и обер-прокуратурой явно было нацелено на дальнейшую политизацию церковных дел, распространение практик массового уголовного преследования инакомыслящих и инаковерующих — то клир во главе с высшими клириками церкви — уже тайно перешел на сторону общества и где явно, а где тайно интриговал против государства и против Синода — а так же и против самого Императора. Разумеется, клир имел свои интересы, выраженные в прекращении деятельности Синода как органа государственного контроля и возвращении РПЦ статуса самоуправляемой негосударственной организации, обладающей кстати огромными землями и ресурсами, которыми высший клир имел в виду бесконтрольно распоряжаться, извлекая доходы на миллионы рублей — при этом не отказываясь и от регулярной государственной помощи. Еще в самом начале века — некоторые высшие клирики РПЦ вступили в отношения с представителями «общества» формально в целях выработки проекта церковного обновления — а по факту с целью согласования антиправительственных действий. Уже в первом десятилетии двадцатого века радикальное крыло общества, и клирики совместно атаковали власть. Вероятно в сотрудничестве с церковью была предпринята самая грандиозная по последствиям пиар-акция начала двадцатого века — внедрение в царское окружение и публичное шельмование Распутина и распутинщины. Но эти тайные действия никак не способствовали укреплению публичной репутации церкви, которая была безнадежно испорчена. Действия же проправительственного политического крыла РПЦ облекающие политические преследования в форму религиозных — в короткое время довели власть и церковь до острого конфликта со всеми без исключения иными конфессиями и оппозиционными силами. В итоге «расцерковление», свобода совести — стала общим и одним из доминирующих требований в 1917 году — несмотря на то, что Церковь приложила немало усилий к тому, чтобы 1917 год состоялся.

На этом мрачном и отвратительном фоне можно упомянуть противоположный пример — пример католицизма в Польше. Поддержав общество в его стремлении к политической независимости, открыто встав на его сторону — католическая церковь стала одной из составляющих польского культурного кода. То, чего хотел, но так и не смог добиться Константин Победоносцев.

4. Улучшение положения рабочих. Практически все политические партии, что левые, что правые включали этот пункт в свою программу. Вопрос в том — как, в каком объеме он мог быть выполнен.

Есть такое выражение — premature welfare state, его в 1992 году ввел в оборот венгерский экономист Янош Корнаи, описывая проблемы Венгрии. Преждевременность заключается в том, что государство, ища общественной стабильности и точку социального консенсуса, обременяет бизнес чрезвычайно высокими налогами, больше чем он может оплатить и оставаться конкурентоспособным на мировом рынке. Это приводит к стагнации экономики, стагнации или даже падению уровня бюджетных поступлений и периодически повторяющимся экономическим кризисам, из которых государство вынуждено выходить, допечатывая валюту. Все мы знаем, что это решение ведет к инфляции, а инфляция — это тот же самый налог, причем налог в основном на рабочих и на средний класс, на потребителей, которые вынуждены уплачивать за товары более высокие цены. То есть, пытаясь поднять жизненный уровень «простого человека», не имея для этого экономического фундамента в виде мощной экономики, в которую уже произведены достаточные капиталовложения — мы другой рукой отбираем у него, только незаметно, в виде инфляции.

Нет никаких сомнений, что то же самое было бы в России. Россия не была готова обеспечить рабочему классу намного более высокий уровень жизни, чем тот который у него был.