Империя Кремля

По переписи населения 1979 года русский язык своим родным языком назвали в Средней Азии меньше одного процента населения, в Казахстане два процента, в балтийских странах около трех процентов, в Азербайджане и Грузии менее двух процентов. Даже в славянских республиках с родственными языками — на Украине и в Белоруссии, где число школ на национальном языке приближается к нулю, русский язык признан родным языком соответственно 17 и 25 процентами. При таких скромных успехах задача по превращению русского языка в общий для всех язык потребует тысячи лет. Вероятно, к этому выводу пришли и идеологи Кремля, когда придумали новый метод русификации, который обещает выполнение данной цели в одно-два поколения. Это воспитание нерусских детей в детских садах на русском языке. Первый опыт по этой части был проведен в некоторых автономных республиках (Марийская АССР, Башкирская АССР), опыт, который, судя по выступлению писателя Михалкова, вполне себя оправдал. Вполне законная гордость русского человека за свой великий язык у русского великодержавника переходит в болезненное чванство, граничащее с манией национального превосходства над всем человечеством. Отсюда его желание навязать русский язык не только нерусским народностям СССР, но и народам всего мира в будущем коммунистическом человечестве. Вот рассуждение одного советского философа: «Возможно, что после победы социализма в большинстве стран или во всем мире один из существующих национальных языков, выполняющих уже ныне функцию средства межнационального общения, будет совершенно добровольно принят всеми социалистическими нациями в качестве основы будущего единого мирового языка». Чтобы читатель понял, о каком языке речь идет, советский философ решил выражаться более конкретно: «Русский язык… создает новую языковую общность… Это можно рассматривать уже как предвосхищение некоторых путей и форм будущего слияния наций в едином коммунистическом человечестве» («Вопросы философии», № 9, 1961, стр. 36). Здесь партийный идеолог пошел против Ленина, который, как мы видели, считал, что при коммунизме всемирным языком будет английский язык, правда, добавляя: «… а, может быть, плюс русский».

Предложив националам величать себя «старшим братом» (Рашидов: «У узбеков, как и всех наших народов, есть старший брат — великий русский народ» — из его речи на XXV съезде КПСС в 1976 г.), русский бюрократ, тот самый, которого Ленин назвал великорусским держимордой, ведет себя в национальных республиках как деспотический опекун над малолетними детьми. «Старший брат» их поучает, понукает, наказывает, но никогда не считает их равными себе, что вполне естественно для «старшего брата» в его отношениях с младшими братьями, когда они еще малолетки. Но беда «старшего брата» в том и заключается, что «младшие братья» по законам природы со временем взрослеют и начинают выходить из повиновения «старшему», превратившемуся в дряхлого деспота. Я думаю, что мы живем во время, когда национальные отношения в Советском Союзе начинают развиваться в этом направлении. Подспудные национальные силы впервые открыто заговорили о себе как раз в начале эры Горбачева с ее официальными лозунгами «гласности» и «демократизации». Сигнал на этот счет был дан ими на последних съездах советских писателей национальных республик, а потом повторен на восьмом съезде писателей в Москве в июне 1986 г.