Империя. На последнем краю

ОСМЕЛЮСЬ ПРЕДЛОЖИТЬ ГЕНЕРАЛА ЛУКОМСКОГО. МЫ В ВОЙНУ ХОРОШО СРАБОТАЛИСЬ, И НЕ ПОНАДОБИТСЯ ВРЕМЯ НА СЛАЖИВАНИЕ. ГУРКО.

КОГДА ВЫ ПЕРЕДАДИТЕ В ВОЙСКА ТЕКСТ МАНИФЕСТОВ? МАРИЯ.

ТЕКСТ МАНИФЕСТОВ УЙДЕТ В ВОЙСКА НЕЗАМЕДЛИТЕЛЬНО ВМЕСТЕ С ПРИКАЗОМ О НАЗНАЧЕНИИ МЕНЯ И.Д. ГЛАВКОВЕРХА. ГУРКО.

ПИШИТЕ ТЕКСТ ПРИКАЗОВ О ВАШЕМ С ЛУКОМСКИМ НАЗНАЧЕНИИ. Я ПОДПИШУ. ПОЛУЧИТЕ ВМЕСТЕ С МАНИФЕСТАМИ. РАССЧИТЫВАЮ НА ВАШ ГОЛОС НА «КОЛЛЕГИИ СЕМИ». МАРИЯ.

СЧАСТЛИВ ЗНАТЬ, ЧТО, В ЛИЦЕ ВАШЕГО ВЕЛИЧЕСТВА, ИМПЕРИЯ ИМЕЕТ МУДРОГО ПРАВИТЕЛЯ. БУДУ РАД СЛУЖИТЬ ВАШЕМУ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ ДО ВЫЗДОРОВЛЕНИЯ ГОСУДАРЯ. ГУРКО.

БЛАГОДАРЮ ЗА СЛУЖБУ. МАРИЯ.

ЧЕСТЬ В СЛУЖЕНИИ НА БЛАГО ОТЧИЗНЫ!

* * *

Империя Единства. Ромея. Остров Христа. Усадьба «Орлиное гнездо» (Убежище Судного дня). 6 октября 1918 года

Что ж, возможно, у нее появился сильный союзник. И, возможно, она еще крупно пожалеет об этом.

Но, как бы то ни было, если считать с Ольгой, то у Маши в «Коллегии» уже есть два голоса из шести. Нужен еще один. Кто?

Маниковский? Пока нет. Даже трудно предположить, что он захочет за это.

Ольденбургский? Пока неясно.

Меллер-Закомельский? Этот струсит и пойдет, как все.

Анцыферов? Говорят, что он мечется в горячке. А может, хитрит, как всегда.

Кто же?

– Ваше величество! Дозволите?

Маша подняла голову на генерала Половцова.

– Да, Петр Александрович, что у вас.

– Сообщение для вашего величества. Точнее петиция.

– Петиция? От кого?

– Петиция за подписями господ графа Маниковского, принца Ольденбургского, генерала Палицына, барона Меллера-Закомельского и генерала Анцыферова.

Императрица сделала удивленное лицо:

– Анцыферова? Он же в горячке! Или нет?

Половцов вытянулся:

– Не могу знать, ваше величество. Возможно, он дал согласие на подписание означенной петиции из дома. Как и Меллер-Закомельский.

– Ладно. Где петиция?

Генерал протянул папку с распечаткой телеграфного сообщения.

Пробежав взглядом бланк, Маша молча закрыла папку. Что ж, вот и решилась головоломка. Нет, петиция была полна всякого рода верноподданническими расшаркиваниями и прочими прогибами, но, по сути, это был ультиматум. Означенные господа, ссылаясь на вспышку «американки», болезнь императора и общее неустройство в державе, настоятельно «нижайше» требовали отменить в России выборы в Государственную Думу и Государственный Совет. Или отложить их до лучших времен. Минимум до весны. Ибо ждут Россию беды неисчислимые, смута и междоусобица.

Итак, четверо из шести членов «Коллегии семи». И или она соглашается на их ультиматум, или голосов у нее не будет.

Конечно, можно ждать. Даст Бог, Миша поправится…

Заметив, что генерал все еще не решается уйти, императрица спросила:

– Что-то еще?

Тот явно замялся.

– Тут такое дело, государыня. В общем, граф Свербеев скончался от «американки».

Маша молча встала и вышла из «Аквариума».

* * *

Из Воспоминаний академика П. А. Сорокина[35].

«Страницы русского дневника». 2-е изд. М.: Дело народа, 1948

Начальник поезда махнул рукой, и кондуктор впустил в вагон стройную женщину лет около тридцати с младшим сыном на руках. Сергей помог ей войти и пропустил вперед девочку, почти подростка, и мальчика года на три ее младше. Потом вошел сам. Пока они грузились, я успел вернуться в купе и убрал бумаги.

– Ну, здравствуй, Питирим Александрович! Спасибо за приют. А то бы этот начальничек засунул нас с детьми на жесткие места.

– Здравствуйте, Сергей Александрович! Здравствуйте, сударыни и молодые люди…

Дама поздоровалась с наклоном головы, и у меня было такое впечатление, что, не будь мы в вагоне, спутница Сергея сделала бы книксен. Впрочем, ее дочь присела, «приветствуя дяденьку». Старший из мальчиков поздоровался, титуловав меня так же.

– Извини, Питирим, замешкался. Разреши приставить тебе Лидию Ивановну Кашину. Барыню нашу. Григорий, Нина… – Как звали младшего, я не запомнил.

Представление прозвучало вроде и спешное, но с вернувшимся рязанским говором было произнесено Сергеем с чудной теплотой.

– А это мой друг, Питирим Александрович Сорокин, приват-доцент, председатель научно-учетной комиссии ВсеИзбиркома, член ЦК партии эсеров.

Мы с Кашиной обменялись принятыми словами радости. Но после последней фразы Лидия Ивановна как-то погасла.

– Какими судьбами, Сергей Александрович?

– К родителям ездил. Повидаться и с предвыборным митингом. Да пришлось одним днем оборачиваться.

– Почто так?

– Да!

Есенин энергично махнул рукой и поведал историю своего скорого путешествия. В общем-то она была схожа с моей.