Империя. На последнем краю

– Государю императору Михаилу Александровичу и России-матушке.

– Именно в такой последовательности?

– Да, государыня. Да простит меня ваше величество, но мне чужды абстрактные рассуждения о патриотизме. Но я знаю слишком много алчных или глупых людишек, которые путают себя с Россией. И лишь император не дает этим делягам поживиться и разорвать Империю на куски во имя своей глупости, прихоти или корысти. Государь указал новый путь для всех нас. Поэтому Михаил Второй – мой вождь и суверен. И я знаю множество людей, которые будут верны ему до конца именно по этой причине.

Императрица помолчала, глядя в тьму.

– Граф, есть что-то, что мне следует знать сейчас? Вы понимаете, надеюсь, о чем я.

Емец попытался уйти от ответа.

– Ваше императорское величество, я уверен, что вы осведомлены о характере операций, которые проводит ЭСЕД, помимо ловли зверушек.

Царица обернулась к нему и заговорила с нажимом:

– Не лукавьте, Анатолий Юрьевич. Каждая тайная операция имеет свою папку, а у этой папки есть перечень лиц, которые имеют допуск к ее материалам. Я знаю, что ряд ваших операций засекречен по наивысшему разряду, как «особая тайна государственной важности». И чаще всего такая папка существует в одном экземпляре. И мое имя указано далеко не во всех папках. О существовании многих из них я даже не осведомлена, не говоря уж об их содержании. Но если… – Маша сглотнула и суеверно переформулировала свою фразу: – Если мне, так или иначе, придется принять всю полноту власти, то вы обязаны будете мне сообщить обо всех операциях ЭСЕД, так?

Главный ловчий Империи склонил голову.

– Да, в этом случае это так, государыня. Но, слава богу, такой случай не наступил.

Она серьезно смотрела ему в глаза, благо рост императрицы позволял ей не слишком задирать голову для этого.

– Помогите мне удержать власть, Анатолий Юрьевич. Не ради меня. Ради государя и его наследника. Наши недруги погубят Россию, и вы это знаете. Помогите России. Я не приказываю, я прошу вас. Уверена, что государь одобрит ваше решение.

Емец внутренне еще раз отметил, что молодая царица, хоть и совсем еще юна, но весьма умна и чрезвычайно коварна, этого у нее не отнять. Утонченная и беспощадная итальянская школа интриг у нее в крови, и она с младых ногтей жила в центре ядовитого шипящего змеиного клубка, именуемого Рим и Ватикан. Но…

Но, с другой стороны, это все было там, в Италии. В России же она пребывала в довольно комфортной обстановке всеобщего восторга и почитания. Михаил Второй, хоть и всячески выпячивал ее статус, а имя императрицы все время звучало в пропаганде, однако к реальным серьезным операциям ее мягко не допускал. Емец видел, как царь всячески оберегал свою жену, стараясь не омрачать ни ее беременность, ни месяцы заботы о родившейся августейшей двойне. Да и какой смысл был в допуске к текущим операциям, если царица жила на Острове и на реальные дела никак не влияла? Меньше посвященных в тайну – меньше шансов на утечку сведений. Но, с другой стороны, если она станет правителем государства и настоящей кесариссой, то он будет обязан ее проинформировать. Более того, если император вдруг умрет, то совершенно очевидно, что, несмотря на весь свой ум и коварство, молодая царица власть не удержит, если не будет иметь всех необходимых рычагов и важной информации уже сейчас.

Императрица, уловив колебания егермейстера двора, мягко подтолкнула его к принятию решения:

– Я слушаю вас, граф. Сообщите мне то, что я сегодня должна знать.

Емец-Авлонский поклонился, отметив про себя, что царица показала, что отдает на его усмотрение выбор того, что ей рассказывать, а что – нет. Пока отдает. Мягкость тона монарха – это мягкость лап дикой кошки. Она красива, но верить в ее мягкость весьма и весьма чревато для здоровья. Но, в конце концов, а какой у него сейчас есть выбор? Если не она станет во главе державы, то кто?

Поклонившись, Емец попытался сделать последнюю попытку увильнуть, пытаясь выиграть дополнительные мгновения на раздумье.

– Повелением государя императора ЭСЕД действительно сейчас выполняет некоторые операции особого характера, предусмотренные на подобный случай. Особа вашего величества действительно присутствует не во всех списках лиц, имеющих допуск к тайне. Уверен, что государь не хотел… не хочет оскорблять вашу честь некоторыми щекотливыми подробностями. Тайная война – это всегда отвратительнейшая грязь.

Но императрица твердо повелела:

– Продолжайте, граф, я настаиваю. Мне сейчас не до щепетильности.

– Не смею перечить вам, государыня. Прошу меня простить, но это действительно грязь и кровь. Много крови, которую вам придется пролить…

* * *

Империя Единства. Россия. Москва. Красная площадь. 6 октября 1918 года

Васильев шел сквозь толпу. Тысячи и тысячи людей. Десятки костров в металлических бочках. Густой и въедливый запах дыма. Ночь во время комендантского часа на Красной площади. И с каждым часом народу на площади становилось все больше.