Империя, не ведавшая поражений

Тень эта была живым существом. От нее исходило то же ощущение, что и от существа в красном. Теперь мне стало ясно, почему мы никак не могли понять, мужчина оно или женщина. Если оно вообще не было человеком, понятия «он» или «она» не имели никакого смысла.

Оно было не одно. Его мертвой хваткой держало другое существо, от которого исходило полнейшее нежелание подчиняться чьей-либо чужой воле.

— Колгрейв, — прошептал я.

В том, что Колгрейв был человеком, никто не сомневался. Но его целеустремленность и непреклонная решимость идти до конца делали его полубогом.

— Исчадия зла, — пробормотал Мика.

Мы пошли дальше, в сторону берега. Никто нам не мешал. О нас забыли.

Торианский холм содрогнулся, словно пробуждающийся вулкан.

— Что? — переспросил я.

— Мы все исчадия зла, — сказал Мика.

— О чем ты? — Слова его звучали как нечто само собой разумеющееся. — Давай, иди. Вряд ли Старик с ним справится.

— Он уже с ним справился, Лучник. Он заставил это существо принять свою естественную форму. Смотри, туман рассеивается. Оно не может долго держаться в таком виде.

Он был прав. Существо таяло, словно облако пара.

Как и существо, созданное волей нашего капитана.

Несколько минут спустя от них ничего не осталось.

На глазах у меня выступили слезы. У меня, Лучника. Самого смертоносного, хладнокровного и безжалостного убийцы на западных морях, не считая лишь одного человека, которого я оплакивал.

Моя ненависть к нему была столь же глубока, черна и холодна, как вода в океанской бездне. И тем не менее — я плакал.

Я отвернулся, чтобы другие не видели моего лица.

Я не помнил, когда плакал в последний раз. Может быть, после того, как убил свою жену, когда я еще был живым человеком, одним из мелких зол, населявших мир.

Когда мы добрались до «Дракона», швартовы были уже убраны, но сходни все еще спущены. Команда столпилась у борта, глядя на холмы за городом. Когда мы вбежали на причал, на лицах их отразилось облегчение, сменившееся смятением, после того как они поняли, что мы трое — последние.

Наверху сходней стоял пьяница с причала, которого держали в заложниках на случай недоброжелательства со стороны жителей Портсмута.

— Где остальные? — спросил Ток.

— Они не придут, — ответил я.

— Что будем делать?

— Ты меня спрашиваешь?

Ток был первым помощником, и ему следовало принять командование на себя.

Он посмотрел мне в глаза. Не требовалось слов, чтобы понять — он не Колгрейв, и не в состоянии командовать «Драконом-мстителем».

Я огляделся. Все взгляды были выжидающе устремлены на меня.

Я Лучник, подумал я. Второй человек после Колгрейва… а теперь после никого.

— Ладно. Мика, отведи старика на причал и оставь его там. Целым и невредимым. Тор, готовься к отплытию.

Некоторые странно посмотрели на меня. Отпускать кого-либо живым не входило в число обычаев «Дракона».

Но «Дракон» стал другим. Мы теперь знали хоть что-то о том, что такое жалость и милосердие.

— Пусть ему будет что рассказать внукам, — сказал я Тору, который не в силах был скрыть разочарования. Из всех нас он меньше всего изменился, оставшись таким же кровожадным, как и прежде.

Мы убрали сходни, и тут же поднялся ветер. Отличный ветер, при котором мы могли быстро выйти в канал. Заняв прежнее место Колгрейва на корме, я уставился на небо.

— Вы все еще с нами? — прошептал я.

Я вздрогнул. На мгновение мне показалось, что среди плывущих облаков виднеются лица — странные, чужие лица с глазами изо льда, в которых невозможно было прочитать какой-либо намек на мысль.

Не их ли видел Колгрейв? Может, каждый раз, когда ему хотелось знать, с нами ли до сих пор боги, ему достаточно было лишь поднять взгляд к небу?

Если я хотел заменить Старика, мне многое предстояло узнать… Я снова посмотрел на облака, но ничего не увидел. Не была ли это лишь игра моего воображения?

Я вдруг понял, что я единственный из четырех величайших воплощений зла на «Драконе», кто остался жив.

Почему? Что они сделали такого, чего не сделал я? Или наоборот?

Команда, похоже, несколько поредела. Сколько из них искупили свои грехи?

— Ток, проведи перекличку.

— Уже, капитан. Мы потеряли пятерых, кроме тех, о ком ты знаешь. Однорукий Недо, Толстяк Поппо…

— Поппо? В самом деле? Он говорил, что знает… Рад за него. Но нам будет их всех не хватать.

— Да, капитан.

Я снова вспомнил слова Мики: «Мы все исчадия зла». Кажется, теперь я понял — он имел в виду причину, по которой некоторые из нас получили искупление грехов, а некоторые нет. В нас было столько зла, что мы не осознавали знаков судьбы, лежавших прямо у нас перед глазами. Требовался момент истины, миг откровения, чтобы содержавшееся в них послание достигло цели.

Я вспомнил, как рыбачил вместе со Святошей, Микой и Малышом, каждый раз вытаскивая песчаную акулу, не желавшую перестать попадаться нам на крючок. Интересно, подумал я, глядя на облака, перестанут ли они пытаться учить эту глупую акулу?

XV

Линия, разделяющая море и течение Серебряной Ленты, резка, словно росчерк пера. Густо-коричневая вода на фоне покрытого легкой рябью нефрита. Они не смешиваются друг с другом, пока берег не исчезнет из виду.