«И везде намеки на огонь», — подумала я, избегая смотреть в лицо эньора. Разумеется, это мне не удалось, и я-таки на него взглянула. Обычно он не утруждал себя бритьем каждый день, я частенько видела его с колючей щетиной (такой же колючей, как он сам, ха-ха), а вот сегодня лицо у него гладкое, а кудри причесаны и…
Я заставила себя оторвать взгляд от коварных кудрей эньора, так и притягивающих взгляд и вызывающих нестерпимое желание запустить в них пальцы, и посмотрела на Мариана.
Молодой человек выглядел так, как, примерно, выглядит романтическая мечта практически любой юной девицы: классически красивый, с ясными голубыми глазами и густой светло-каштановой шевелюрой, он был одет в светлое и золотистое, что ему шло и создавало образ этакого принца из сказки. Только вот взгляд у этого «принца» был нахальный и искристый.
Я мило улыбнулась Мариану и поглядела на Кинзию.
Она была так же красива, как и всегда, и так же высокомерна. Платье ее было изумительно – светло-голубой переливающийся атлас, темно-фиолетовые бархатные вставки, оттеняющие глаза и придающие им аметистовый оттенок, тоненький пояс из серебряных колец с подвеской в виде язычков пламени… Прическа – сложное переплетение кос, толстых и тонких, закрепленных шпильками с алмазами.
Я не собиралась конкурировать с ней, но если бы захотела, то проиграла бы. Она само совершенство.
— Вы невероятно красивы, эньора, — сказала я, наконец.
Она кивнула и только, хотя правила вежливости диктовали хотя бы соврать мне, что я тоже хорошо выгляжу, и, обязательно – поблагодарить. Брадо поглядел вниз, туда, где дежурил у дверей нервный управляющий, и сказал:
— Идемте встречать гостей.
Гелл предложил руке супруге, а Мариан – мне. Как только они отдалились, Сизер шепнул мне:
— Что это вы вырядились, как бедная родственница? Ни одного украшения и прическа слишком проста. Хотя… — продолжая оценивать мое декольте, добавил он, — украшения у вас все-таки есть и вы выгодно их выставили.
Юная (с натяжкой) прекрасная (тоже с натяжкой) гордая (определенно) эньора просто обязана на такой выпад отреагировать и поставить хама на место. Я вздернула подбородок, гневно сверкнула глазами и порывисто двинулась вперед...
И наступила на подол своего длинного платья.
От падения меня спали крепкие руки молодого и резвого – к счастью – Сизера. Удержав меня, он вернул меня в подобающее положение и произнес, глядя в мои глаза:
— Аккуратнее, сестричка,
Прозрачно-голубые, как лед, глаза Мариана горели, как огонь, и это сочетание предсказуемо меня обожгло.
— Я вам не сестричка, — выдохнула я.
— Разумеется, — ответил он, продолжая меня удерживать. Мы были так близко, что я почувствовала запах, исходящий от молодого человека, и он неожиданно закружил мне голову.
«Еще бы, — проснулся сварливый внутренний голос, — тебе почти двадцать пять, а все девочка. Тут и на козла кинешься!»
— Руки уберите, — грозно сказала я, и, вспомнив, что решила быть милой податливой эньорой, исправилась. Улыбнувшись, я произнесла якобы взволнованно: — Извините, я просто очень нервничаю. Меня сегодня жениху представят.
— Сочувствую, — отозвался Мариан, отстранившись, и, покрепче перехватил меня за руку. Мы продолжили опасный спуск по лестнице.
— Почему сочувствуете?
— Увидите.
— Что увижу? Мариан… то есть эньор Сизер?
Но мужчина не ответил – он смотрел вниз. Вот и первые гости… Зазвучал приветственно голос Брадо, а за ним, колокольчиками, голос Кинзии; они уже спустились и были у дверей.
Мариан стал спускаться быстрее; я тоже ускорилась и снова наступила на подол платья. Мой спутник снова спас меня от падения и спросил с усмешкой:
— Нервы?
— Посмотрела бы я, как вы в этом платье по лестнице спускались, — пробурчала я.
— У эньоры Гелл платье еще длиннее, но она не споткнулась ни разу.
— Интересно, когда вы успели это заметить, ведь все время таращились на мое… — я осеклась, понимая, что снова выхожу из образа, и закончила: — Приглядывали за тем, как бы я не упала.
Мариан ничего отвечать не стал – надо было уже спуститься.
В тот самый момент, когда Брадо повернулся, чтобы посмотреть, где мы там, мы уже стояли у лестницы на безопасном расстоянии друг от друга и имели на лицах самые невинные выражения.
Гостей прибыло немерено, но они распределились по украшенной зале так, что многолюдье меня не душило и не смущало. Я следовала советам Нерезы: держалась Кинзии, которой приходилось терпеть меня и представлять гостям, улыбалась женщинам, и скромно опускала глазки, когда подходили мужчины. Впрочем, общаться со мной особого желания не выказывали: женщины моего возраста были все уже замужем и с детьми, и до меня не снисходили, девицы помладше тоже держались от меня подальше (а то как же, я ведь особа скандальная), юноши приглядывались, мужчины откровенно оценивали.