Империя. Роман об имперском Риме

– Я все равно не понимаю, – покачал головой Луций. – Домициан способен ввести или вывести из сената любого, кого заблагорассудится. Да и кто такие сенаторы? Они не обладают подлинной властью. Недавний нелепый закон, по которому высокопоставленным чиновникам запрещается приговаривать к смерти лиц своего круга, даже не стоит упоминания. Понятие об императоре как о первом среди равных – фантазия, а надежда ограничить его власть законом – бесплодная мечта. Так почему же Домициан хочет стать пожизненным цензором?

– Пост вооружит его новым и очень действенным инструментом. Подумай сам: если император желает наказать врага или соперника исключительно ради защиты собственной власти, то он тиран. Он может поступить иначе и обвинить недруга в реальном преступлении: растрате, например, или убийстве, но такое утверждение потребует доказательств. Однако в качестве цензора Домициан вправе назначить себя блюстителем общественной нравственности, пекущимся об общем благе.

– И что сочтут за аморальный акт?

– Перечень составляется прямо сейчас, пока мы беседуем. Я видел первый черновик. Туда включено прелюбодеяние, которое определяется как любая внебрачная интимная связь.

– Но это абсурд! Домициан в молодости сам спал с замужними женщинами! И одна из них – императрица, которая вышла за него, предварительно разведясь с мужем.

– Домициан восстановит и старый Скантиниев закон.

– Освежи мою память.

– Он запрещает интимные связи между мужчинами, если пассивной стороной становится свободнорожденный.

– Да половина императорского двора спит с евнухами!

– Разумеется, но именно евнухи пассивны, и это совершенно законно, так как они либо рабы, либо вольноотпущенники. Наказан будет римский гражданин, играющий подчиненную роль.

Луций нахмурился:

– Неужели Домициан всерьез намеревается следить за личной жизнью всех римских граждан?

– У Августа была такая склонность. Он становился абсолютно беспощадным, когда в семействе заходила речь о каре за безнравственный, по его мнению, поступок, особенно совершенный женщиной. Конечно, если дело касалось моральных предписаний для граждан, Август, как правило, предпочитал подкупать, а не наказывать: вводил налоговые послаб ления женатым мужчинам с детьми и так далее. Но я боюсь, что Домициан, вооруженный властью цензора, причинит неимоверные страдания.

Луция доводы не убедили.

– Возможно, твои страхи преувеличены. Если Домициан пожелает в качестве примера наказать нескольких особенно распутных людей…

– Да неужели тебе не понятно, Луций? В начале подобных репрессий так думают все: пострадают другие, «распутные», но только не я. Пустая надежда! Домициану всюду мерещатся враги. И коль скоро сенат утвердил закон, запрещающий казнить сенаторов, мысли императора о заговоре лишь укрепятся.

– Значит, Домициан планирует карать врагов не за мятеж, а за порочность?

– Именно так. На всех важных персон заведут дела – а кто в сенате добродетелен настолько, чтобы не бояться цензора?

– Какие еще грехи упомянуты в списке?

– Кровосмешение, включая связь дядюшек и тетушек с племянниками и племянницами, – так называемое преступление Клавдия. А также интимные отношения между свободной женщиной и чужим рабом…

– Но не с ее собственным рабом? Или между мужчиной и чужим рабом?

– В том черновике о подобном не говорилось.

– Как насчет блуда с девственницей-весталкой?

Эпафродит даже побледнел.

– Его незачем особо оговаривать. Преступление и без того тяжкое.

Луций принялся расхаживать туда-сюда.

– Но как узнать, чем занимаются люди при закрытых дверях?

– Цензор получит право вмешиваться в чужую личную жизнь. Помнишь изгнание доносчиков при Тите? Те дни миновали. При цензоре преуспеют торговцы чужими тайнами – даже рабы, предающие господ. Граждан, задержанных за попрание нравственности, будут допрашивать по указанию цензора, а их рабов подвергнут пытке. Виновных призовут выдать остальных.

– И единственный мотив Домициана – стремление получить орудие тотального террора?

– Кто знает, что на уме у императора? Возможно, он искренне верит в необходимость следить за нравственностью подданных и хочет взять этот труд на себя.

– Ханжа!

– Да, у него была бурная молодость, но распущенные юнцы сплошь и рядом превращаются в суровых моралистов, подобно гибкому тростнику, который становится ломким. Император – жестокий, озлобленный человек. Его брата все восхваляли, Домициана никто не любит. Обожаемый наследник умер. Жена наставила ему рога с актером.

– Выходит, весь Рим должен пострадать из-за личных невзгод одного человека?

Эпафродит вздохнул:

– Справедливости ради скажу, что не все законодательные моральные новшества сводятся к наказаниям. Домициан задумал искоренить по всей империи кастрацию и детскую проституцию. Не знаю, каким образом удастся соблюсти такие законы, но намерению аплодирую. Жесток обычай покупать мальчиков, превращать самых смазливых из них в евнухов и продавать для услад. Похоже, Домициан испытывает к подобной практике искреннее отвращение, благодаря чему многие молодые рабы сохранят свое мужское достоинство.

Луций продолжал расхаживать по саду.